Вадим еще и еще проворачивает в сознании только что состоявшийся матч, лучшие его эпизоды. Репортаж еще не написан, надо все обдумать, найти соответствующие слова. Вот Рос после гола срывает с себя футболку и яростно машет ею вокруг головы, судья мчится к нему и выбрасывает вверх руку с желтой карточкой. А вот игроки двух команд чуть не устраивают потасовку, схлестнувшись из-за грубого фола, капитаны пытаются их разнять, остановить, это некрасиво, но все равно увлекательно. Высокий защитник задевает локтем его любимца, отчего тот хватается за лицо и некоторое время стоит, закрыв лицо ладонями…
Мысли Вадима по-прежнему на стадионе. Он расстроился из-за того, что комментатор совсем мало упоминал Роса. А ведь тот фактически сделал всю игру. Недооценивают его. Это несправедливо. Впрочем, не всем он по нраву – Вадиму это известно. Люди редко сходятся во мнениях.
В детстве Вадим тоже любил погонять мяч. Играли обычно во дворе, поле, конечно, не настоящее, гораздо меньше, но им хватало. До самой темноты слышались удары по мячу и азартные возгласы, и он, возвращаясь домой засветло, потом еще прислушивался, мыслями переносясь туда, на площадку.
Играл он так себе: ни скорости, ни техники. Но это не мешало ему всякий раз делать то, что он умел и как умел. Конечно, его поругивали, подтрунивали над ним, но только если он давал маху в самых очевидных случаях, а так все они были непрофессионалы – кто получше, кто похуже.
Его обычно ставили защитником, и он честно выполнял свои функции – налетал на противника, пытаясь отобрать у него мяч, приклеивался к нему, не давая нанести удар, а иногда, почувствовав фарт, несся к чужим воротам и даже бил по ним. Любил Вадим и так называемую чеканку, то есть бить по мячу на счет, не позволяя тому упасть на землю. Надо сказать, получалось недурно. Да и теперь, если была возможность погонять мяч с коллегами по газете и разными прочими любителями неподалеку от здания редакции, не отказывался. К тому же давняя дворовая и всякая иная футбольная «практика» даром не прошла: играл он не хуже других, а иногда даже, по настроению, и лучше. Нельзя сказать, что его это так уж вдохновляло, но зато и без комплекса неполноценности.
22
Просматривая чужие заметки о том или ином матче, он удивлялся словам, которые использовали коллеги: «сфера», «игровой снаряд» – это про обычный футбольный мяч! Понятно, повторять одно и то же слово в соседних фразах не хотелось, но звучало забавно. Может, так и предполагалось – чтобы забавно, чтобы чуть-чуть иронии, как-никак – игра, значит, и писать о ней надо как об игре, без лишнего пафоса. А между тем без пафоса не обходилось, особенно при освещении международных матчей. Да и как без пафоса, если даже заседания правительства начинались порой с обсуждения футбольных баталий, причем весьма торжественно, разве что постановления не выносились?
Гм, «сфера»… Странно, конечно, но, с другой стороны, в слове чудилось нечто глобальное, космическое, устанавливалась некая связь с универсумом, с мистической символикой круга и шара. Земля ведь тоже, в сущности, мячик, несущийся во Вселенной, посланный неведомо чьим ударом. Ноосфера, биосфера…
Собственно, любая игра каким-то образом моделирует жизнь, рассуждал Вадим, и футбол в этом смысле вполне соответствовал: то же стремление победить, достичь цели, закинув мяч в ворота. Коллективное действо и в то же время шанс для индивидуальной самореализации… То, что игроки оказывались так или иначе связанными со «сферой», стремились овладеть ею, обработать не только ногами, но и корпусом, головой, то есть частями тела, безусловно, важными, но функционально не слишком для этого приспособленными, а потому специально упражняемые, – в этом было нечто.
В самом деле, если шар, как и круг, издревле является символом совершенства, то и футбол к этому также имеет прямое отношение. В сущности, мяч не что иное, как мандала – стремление к уравновешиванию всех элементов мира, метафизическое ядро, с помощью которого можно воссоединиться с вневременным и внепространственным центром Вселенной, пластическое выражение борьбы за достижение высшего порядка и мировой гармонии. Именно борьбы, как в любом футбольном поединке.
В своих размышлениях Вадим доходил до того, что и феномен «боления» начинал объяснять через понятие сферы. Ведь и стадион, сделал он неожиданное открытие, тоже, по сути дела, сфера, а болельщики образуют своего рода шар. Пока идет игра, шар этот постепенно раскаляется, отдельная личность расплавляется в этом жаре, то есть не просто соединяется, но сливается с другими, образуя уже новое качество, иную структуру.
И Вадим писал очередной текст, в котором довольно ядовито критиковал комментаторов за неспособность оценить подлинное футбольное мастерство и, разумеется, всячески превозносил своего любимца.
23
Не важно, любите ли вы футбол или не любите, но что именно этот вид спорта наиболее демократичен, вряд ли кто мог серьезно оспорить. Впрочем, Вадим и не старался никого убеждать, хотя споры в клубе подчас вспыхивали нешуточные, особенно после каких-нибудь ответственных матчей.
В конце концов, каждому свое. Ему футбол, Володе – его кино, Эдику – бизнес, тому же Марку – компьютеры…
Между прочим, именно Марк выручил, когда у Лоры что-то случилось с ее медицинским ноутбуком, на котором она проводила диагностику. Это произошло как раз в тот день, когда Вадиму в метро стали являться всякие видения. Вряд ли здесь была какая-то связь, хотя, впрочем, кто знает – может, просто день был такой: магнитные бури, вспышки на Солнце, подземные толчки, мало ли что может воздействовать не только на психику, но и на умные машины.
Лора сидела в своем кабинетике расстроенная, надо было искать нового мастера, прежний был в отпуске, все это требовало времени и денег. Вот Вадим и вспомнил про Марка. Верней, даже и вспоминать не надо было: они только что виделись в раздевалке.
Марк, по первоначальной специализации физик-теоретик, знал про компьютеры все и даже больше, и не только в плане теории. Как раз практика стала для него тем новым поприщем, на котором он успешно реализовался, когда с наукой стало совсем худо, академический институт, где он работал, еле дышал, зато спрос на айтишников был огромный и зарплаты сисадминов не шли ни в какое сравнение с теми, какие выдавали, да и то с задержками, там.
Марк сразу согласился посмотреть испортившийся аппарат. Вместе они спустились в подвальчик. Марк удобно устроился на Лорином стуле, извлек из объемистой сумки какие-то загадочные, чем-то напоминавшие хирургические, инструменты, а дальше началось священнодействие.
Буквально на глазах ноутбук был расчленен, разобран на отдельные детали и точно так же возвращен в прежнее цельное состояние. Все происходило быстро и четко, на черном экране светились белые буковки и цифирки, Марк стирал кое-какие из них и, быстро стуча по клавишам, добавлял другие, потом еще что-то нажимал, экран гас, через какое-то время загорался снова, теперь уже не черный, а синий, тоже белые буковки и цифирки, а еще через некоторое время появилась знакомая Лорина таблица.