* * *
Международный аэропорт О'Хара, что расположен в Парк-Ридж, на северо-западе Большого Чикаго, при взгляде сверху напоминает часть огромной снежинки. По крайней мере, расходящиеся в южной его части отростки терминалов, делящиеся в свою очередь на концах на небольшие веточки, выглядят очень похоже. Коби Трентон быстро шла через третий терминал по направлению к юго-восточному «лучу» этой «снежинки». Нет, она не опаздывала. Просто впереди был перелёт, который мог занять от десяти до двенадцати часов и прогулка энергичным шагом должна послужить хорошей разминкой для ног. Конечно, большую часть времени полёта она проведёт на ногах, как и положено стюардессе. Но одно дело – стоять или не спеша, коротким шагом ходить по салону и совсем другое – идти, уверенно выбрасывая перед собой ногу на длину шага, который позволяет форменная юбка. Ощущать при этом пружинистое напряжение, которое пробегает от мышц голени через бедро и ягодицы, ритмично раскачивая их так, что головы пассажиров непроизвольно поворачиваются ей вслед. А потом волна движется через талию, поднимается до затылка, где сходит практически на нет, отдаваясь только лёгким покачиванием заплетённых в косу волос. Да, Коби умела ходить правильно и знала, какое впечатление при этом производит на окружающих.
Сквозь застеклённые стены галереи терминала далеко просматривалась огромная территория аэропорта. На юге, за рулёжными и взлётно-посадочными полосами для традиционных самолётов, виднелась громада нового грузового кластера. Там почти непрерывной вереницей приземлялись огромные транспортные «Валентайны». Медленно и неторопливо они снижались по почти отвесной траектории, пока не касались бетона посадочной площадки. Что происходило с ними дальше, с такого расстояния без бинокля разглядеть невозможно, но Коби как-то довелось оказаться в тамошнем кафетерии, чтобы перекинутся парой слов со знакомым вторым пилотом. Поэтому она представляла, как к очередной севшей махине сразу подруливает небольшой наземный буксировщик, подцепляет его за переднюю стойку шасси и тащит к свободному месту в начале технологической дорожки.
– На этом этапе нам уже делать нечего, – рассказывал тогда Питер, её знакомый, прилетевший из Калгари. – Если предстоит лететь дальше и лень шевелиться, можно там же на месте задрать ноги и подремать. Хотя правила настоятельно рекомендуют встать, выйти из кабины, поболтать с людьми, как мы с тобой сейчас, выпить кофе, отвлечься. Ибо главный враг пилота «Валентайна» – это рутина. 90% полёта за нас работает автоматика, нас в кабине двое только потому, что правила эксплуатации воздушных судов никак не приведут в соответствие с современными реалиями. Взлёт и посадка проходят в полуавтоматическом режиме, когда мы скорее контролируем, а не управляем непосредственно. Иногда шутят, что мы даже не пилоты, а, скорее, диспетчеры с рудиментарными навыками пилотирования. Вот для того, чтобы не одичать от скуки, мы и выходим в самом начале техдорожки из кабины – видишь, там есть застеклённая платформа? Потом от нашего «Валли» отцепляют грузовые контейнеры. В это момент он, конечно, может попытаться самопроизвольно взлететь, но замки держат его за шасси. Пока транспортёр тянет его в зону погрузки, техники проверяют системы, источники энергии, расходники. Потом остаётся всего ничего – подцепить новые контейнеры, закрыть грузовой отсек, вручить полётное задание свежему экипажу или прислать сообщение нам, что хватить расслабляться – и вперёд. Нас выкатывают на взлётную площадку, и – давай, давай, вверх, освобождай место следующему! Вот такой получается «МакДональдс»: с одной стороны – скука и рутина, с другой – жёсткий тайминг, всё по расписанию, конвейер не ждёт. Где-то между взлётом и посадкой проходит час, а где-то полчаса – только успеваешь кофе выпить, да сигарету выкурить. Здесь, в Чикаго, золотая середина – 40—45 минут, можно и кофе выпить по-человечески и с красивой девушкой пообщаться. – На дисплее его наручных часов замигал огонёк полученного сообщения, он глянул на него и сокрушённо взмахнул руками. – Ну вот, сглазил! Пора в поход, труба зовёт! Чертовски рад был с тобой повидаться, Коби, счастливых полётов и привет родителям!
Питер вскочил из-за столика, чмокнул её в щёку и помчался к выходу из кафетерия.
При воспоминании о том поцелуе Коби непроизвольно улыбнулась. Хороший парень этот Питер. Добрый, общительный, всегда найдёт для тебя время и ни разу не пытался затащить в постель. Иногда даже жаль, что не пытался.
Что касаемо «Валентайнов», то Коби слышала, что совсем скоро, не в этом году, так в следующем, их должны будут допустить до пассажирских перевозок и вот тогда произойдёт действительно революция. Хотя летают они медленнее обычных самолётов, но уровень комфорта в полёте сулят на порядок выше и, что немаловажно, за годы их эксплуатации в транспортном варианте не произошло ни одного инцидента со смертельным исходом. А если пассажирские модули будут ещё и парашютами оснащать – то тогда, пожалуй, даже самые отъявленные аэрофобы смогут на них летать.
Рассеянно размышляя об этих ничего не значащих мелочах, она дошагала до места назначения, подошла к двери с надписью «только для персонала», поднесла к терминалу правую руку для сканирования, взглянула в объектив камеры над дверью, автоматически улыбнувшись при этом. Дверь с тихим шелестом отъехала в сторону. Коби прошла внутрь, поставила сумку на ленту транспортёра, так же автоматически, как объективу до этого, улыбнулась офицеру-женщине за мониторами, прошла через ворота безопасности, подхватила сумку, выехавшую из камеры сканера, и направилась к своему посадочному шлюзу.
Она только успела зайти в служебный отсек самолёта, убрать сумку в личный шкафчик, прикрепить бэйдж и бросить дежурный взгляд в зеркало, как ожила система громкой связи:
– Представителя экипажа рейса NP412 просят пройти на стойку регистрации.
Через секунду подал голос внутренний коммуникатор:
– В сервисном отсеке кто-нибудь есть?
Коби нацепила гарнитуру и подключилась к сети.
– Коби Трентон, я здесь.
– Коби, солнышко, добрый день, – голос старшей стюардессы Марси Уильямс, излучал доброжелательность, впрочем, как и всегда. – Я занята в грузовом отсеке, проверяю комплектность еды для пассажиров. Ты можешь дойти до стойки, узнать, что случилось?
– Конечно, Марси, уже иду.
Она ещё раз бегло осмотрела себя в зеркале, поправила шейный платок и вышла в терминал.
Когда Коби подошла к стойке регистрации, сотрудница аэропорта указала ей на двух мужчин возле зоны контроля безопасности для пассажиров. Один, молодой, но уже излишне полный мулат был одет в форму охранника. Другой, высокий мужчина средних лет с седеющими висками, в костюме и рубашке тёмного цвета. Белая вставка в воротнике выдавала в нём священника.
– Добрый день, господа, я Коби Трентон, рейс NP412 компании «ТрансПолар Эйрлайнс». Чем могу помочь?
Священник вежливо поклонился, охранник начал объяснения:
– Здравствуйте, мисс. Я – офицер Винсент Ортега, это – пассажир вашего рейса преподобный Майер. У мистера Майера в ручной клади находится предмет, который входит в жёлтый список правил безопасности. А именно – бензиновая зажигалка. – Офицер Ортега указал на лежащий в лотке перед ним старый Zippo в латунном корпусе с непонятной эмблемой и гравировкой. Коби всё поняла без слов. Поскольку курение на борту всех самолётов запрещено уже давно, смысла проносить её на борт нет. Кроме того, правила авиационной безопасности относят любые устройства для извлечения огня к так называемому «жёлтому списку» – потенциально опасным предметам, которые настоятельно рекомендуется провозить только в багажном отсеке. Она вопросительно посмотрела на обоих мужчин.