«Успели».
Они не останавливались ещё долго. Сразу после того, как ветви сомкнулись за их спиной, все звуки стали глухими и вязкими. Стук пулемёта доносился как будто за несколько километров. Потом, когда он стих, справа раздалось несколько винтовочных выстрелов – далёких, словно они слышали их из-под воды. Следом, спустя какое-то время, позади них по деревьям застучало крупным горохом. Это осмелившиеся высунуть нос наёмники вымещали свой испуг и злость на ни в чём не повинном лесе. По дороге парни куда-то постоянно убегали. Сначала, после того, как отстучал пулемёт, вбок нырнул Лёша. Потом Витя-сварщик перекинулся парой слов с Новиковым, свернул в сторону и пропал за деревьями. Серёга же продолжал тянуть с собой Смирнова, явно чётко зная, что происходит, и куда они направляются.
Неизвестно, сколько пришлось пройти – может, полтора километра, а может и все три. Андрею уже начало казаться, что ноги у него вот-вот отвалятся или через края голенищ польётся кровь, но тут они вышли к крошечной сухой полянке у подножия здоровенного валуна, принесённого в своё время северными ледниками. Лес вокруг него по-прежнему смыкался кронами в вышине, надёжно закрывая от обзора с воздуха, но под самой наклонной глыбой образовался небольшой пятачок открытого пространства. В глубине его, у самого камня, лежали несколько рюкзаков.
– Пришли. – Серёга указал Смирнову на рюкзаки. – Давай, садись туда спиной и ноги вытягивай.
– Расскажи лучше, как дела.
– Заткнись и сядь. Сейчас люди вернуться и всё расскажут.
Андрей медленно, осторожно опустился на землю, привалился спиной к прохладному камню. Новиков присел рядом, подложил один из рюкзаков ему под поясницу. Из другого выудил гладко обструганную деревянную палочку, протянул Смирнову.
– На, зубами зажми. Сапоги снимать будем.
Андрей послушно вцепился зубами в деревяшку, на всякий случай зажмурился.
Оказалось, всё не так страшно. Доля секунды дурманящей острой боли – раз и два. С носками Новиков париться не стал – просто разрезал их ножом сверху донизу. Удивительно осторожными для своих огромных ручищ движениями ощупал ступни.
– Да вроде бы ничего смертельного. До свадьбы заживёт.
– Пошёл ты… со своей свадьбой. – Андрей понял, что смертельно, безмерно, невозможно устал. – Где остальные? Кто нас прикрыл?
– Коля за больницей наблюдает. Часть шухер наводила на другом конце деревни, чтобы внимание отвлечь. Пришлось старый джипок расхерачить о броневик «Транснефти», чтобы грохоту побольше вышло. Татарин теперь расстроится, неделю со мной говорить не будет, ты ж его знаешь.
– Никто не пострадал? Из наших?
– Понятия не имею. Лёша проверять пошёл. Надеюсь, что обошлось. У нас же получилось, хоть мы ягодицами на виду у всех сверкали.
– Дуракам везёт, как же. Кто из лесу стрелял-то?
– Ну, из пулемёта ясно кто – рыжая. Должна, кстати, подойти скоро. – Разговаривая, Новиков смазал ступни Андрея чем-то холодным с острым спиртовым запахом и теперь начинал накладывать тугую повязку.
– Это я догадался. Я вот только не помню, чтобы мы брали с собой снайпера.
Серёга на секунду поднял глаза, глянул на него как-то странно, а потом снова вернулся к бинтам.
– Знаешь, я тоже так думал. А тут – поди ж ты!
За деревьями хрустнуло. Шумно так, нарочито. Новиков оглянулся, ловко подтянул автомат, вскинул его на уровень глаз. Негромко, с переливом свистнул. В ответ из-за деревьев донеслось два таких же свистка, после чего, уже не таясь, захрустели ветки.
Первым из совсем уже сгустившихся лесных сумерек появился Виктор. Улыбался до ушей, а вместо автомата держал наперевес ручной пулемёт с коробчатым магазином.
– Нормально? – спросил его Сергей. Тот в ответ только кивнул. Следом за ним из-за деревьев вышла коренастая молодая женщина среднего роста. Из-за плеча у неё торчал ствол автомата, а на сгибе локтя левой руки висел на ремешке, подобно лукошку с ягодами, старый потёртый спецназовский шлем—бронесфера. Из-под надетой задом наперёд бейсболки торчала рыжая чёлка, правда не такая яркая в полумраке. Не то, что днём.
Последним появился высокий мужик средних лет в кепке с длинным козырьком, отбрасывающим тень на лицо. На его полусогнутой правой руке привычно, как влитая, покоилась снайперская винтовка. С левого бока под мышкой покачивался на ремне кожух бинокля. Подойдя к валуну, мужчина снял кепку и помахал ей перед лицом, отгоняя комаров.
– Пастор? – если бы не опухшие губы, челюсть у Андрея отвисла бы значительно ниже.
– Вот и у меня примерно такая же реакция была, – отметил Серёга.
– Я рад, что вы живы, – просто сказал пастор Майер.
– Но, пастор! Клаус… Меньше всего я ожидал вас увидеть в таком… качестве.
Майер спокойно уселся, пристроил винтовку так, что она легла стволом ему на плечо, причём вместе – Клаус и ружьё – являли собой вполне гармоничную картину, как будто давно знакомы.
– Знаете, я ведь говорил вам, что служил в армии. И потом, как мне кажется, вы не до конца понимаете значение слова «пастор».
– Это вы к чему?
– Видите ли, «пастор» очевидно означает «пастырь», пастух. Но не забывайте, что долг пастуха – это не только направлять своё стадо. Нужно ещё уметь защищать его от волков.
В принципе, Карлу нравилось водить машину. Не сказать, что в детстве он мечтал стать шофёром, вовсе нет. Научился этому навыку, как большинство сверстников, в шестнадцать лет, получил ученические права. Пережил обязательный возрастной гормональный кризис, когда сжигающий изнутри тестостерон провоцирует интерес ко всему крутому – крутому на самом деле с точки зрения девушек, а большинству парней просто нравится то, что нравится девушкам, потому что если у тебя есть то, что им нравится, то они у тебя будут. В смысле, девушки. Которым нравятся крутые мотоциклы и спортивные машины. Не потому, что они понимают красоту и гармонию технических решений, лежащую в основе их конструкции. Просто на фоне клёвой техники даже не самая симпатичная девчонка будет смотреться круто. А поскольку главная валюта современности – это внимание, то получается неизбежная цепочка: крутым девчонкам нравятся крутые тачки, а крутые тачки нравятся крутым парням, иначе у них не будет крутых девчонок. Такой вот змей Уроборос, грызущий собственный хвост до тех пор, пока естественный ход вещей не разобьёт парней и девчонок на более-менее устойчивые сочетания, в которых вопросы крутизны внезапно оказываются вовсе не самыми важными. Ну и попутно отсеяв в категорию брака всё то, что не исправить никакими самыми крутыми машинами и побрякушками. Только не того брака, которым называют семью, а в то помойное ведро, куда ссыпается бесполезный для общечеловеческого прогресса мусор.
Переболев, таким образом, обязательной подростковой тягой к внешнему лоску, Рихтер угодил в армию, где по роду занятий его научили, как действительно надо водить машину. А поскольку ничто не доставляет человеку большего удовольствия, чем то, что он умеет делать хорошо, то и Карл получал от вождения свою порцию радости. Если для этого были подходящие условия и настроение.