С начала боя прошло не больше секунды – Кисель еще оседал на землю к ногам ошеломленного главаря, а я вторым прыжком сократил дистанцию и приемом, именуемым «ножницами», сломал руку с пистолетом. Перелом получился открытый, с торчащими обломками лучевой кости и брызгами крови, что непрофессионального противника обычно подавляет психологически. Одновременно несколько душераздирающих криков разорвали тишину арки, раздался оглушительный пороховой выстрел – у кого-то оказался еще один пистолет, без глушителя. Но тут же все стихло.
Передо мной остался тот парень, который с Киселем и предводителем загнал нас в арку. Глаза у него были с жерло главного калибра, честное слово. Опешил паренек от нашей атаки, сказать нечего. Остолбенел, побледнел, ручонки опустил.
– Тебе тоже плащик приглянулся? – зло оскалившись, спросил я.
Он хотел что-то ответить, но не мог. У моих ног жалобно скулил предводитель, сжимая здоровой рукой переломанную.
– На землю! – приказал я здоровому. – Руки за голову!
Паренек выполнил все, как под гипнозом. Только после этого я позволил себе скосить взгляд и посмотреть, как с остальными разбирается Дан. Оказалось, что разборка закончена, а двор выглядел, словно позиция террористов после атаки винд-труперов. Пенотон забрызган кровью, а все семеро гопников валялись вдоль стены, причем у каждого из них не хватало какой-нибудь конечности – у кого руки, у кого ноги. Больше всех пострадал тот, что стрелял без глушителя – пистолет валялся в луже, а у шпаненка выше колена были оттяпаны обе ноги. Он бесцельно, закусив губы, полз по двору на руках, оставляя позади две алых полосы.
– Ты сдурел? – всерьез спросил я у Дана. – Это же дети!
– Не волнуйся, это «струнка», – беззаботно отмахнулся напарник, словно мне яснее стало от этого. – Пойдем, сейчас полиция нагрянет. Ну и реанимиловка, разумеется. Вперед, говорю!
Он подобрал пистолет без глушителя, а мне велел взять другой, и мы шмыгнули в широкий подъезд, скрывавший за облезлыми дверями лифтовую зону.
– Теперь понятно, чего остерегался Глеб, – проворчал я, прижимая сенсор вызова кабины. – За каким хреном ты устроил кровавую баню? Просто отдубасить не мог?
– Не посчитал нужным, – спокойно ответил напарник. – У каждого из них было оружие. У кого энергокастет, у кого термошокер.
– Это гражданское оружие, – пожал я плечами, – каждый имеет право носить. – Вот пистолеты да, перебор.
– Верно, перебор. Да и гражданское оружие продается для самообороны, а не для грабежа. Тебя шокером вырубали?
– Чем меня только ни вырубали, – вяло отмахнулся я.
– Тогда знаешь, что ощущение не из приятных. А оказались бы на нашем месте обычные граждане?
Лифт пришел. Конечно, двери были не из вакуум-поля, а обычные, акриловые. Слишком старая постройка, точно довоенная.
– Все равно ты погорячился, – твердо заявил я, занимая место в кабине. – Можно было надавать по ушам и позабирать дорогостоящие игрушки. Хватило бы.
– Вот досада… – невпопад проронил Дан.
Я покосился на него и понял, что реплика относится к контрольной панели лифта. Сенсоры верхних этажей были выкорчеваны с мясом, так что на лифте можно было доехать только до девяносто второго этажа.
– Двенадцать этажей пешком будем топать, – со вздохом добавил напарник. – Твой добрый друг обосновался повыше.
– Не выбили, значит, из него винд-трупера полностью, – усмехнулся я.
– А за пацанов не волнуйся, пришьют им руки ноги в реанималке, – успокоил меня Дан. – Я же их «стрункой» обработал, а она режет без лишних повреждений. Зато психологически им хватит надолго.
– Ну, у тебя и методика воспитания…
– Я с ними пообщался в системе тех законов, какие они сами для себя и других признают, – охотно объяснил он. – Окажись мы послабее, с нами бы не церемонились. Потому что их закон – право сильного. Кто сильнее, тот и прав. Они придерживались этого закона, потому что молодые, сильные, и в этих рамках всегда правы. А я им сегодня показал обратную сторону этого закона, которую они не видели или видели не так ярко. Теперь они засомневаются в правомочности самого принципа «прав сильнейший». Потому что сами оказались на месте жертв, неспособных хоть к какому-то противостоянию. Сегодня я был сильнейшим, а им теперь полгода придется в регенерационных камерах провести. А параллельно разбираться с полицией.
– По мне все же лучше просто по чавке надавать. – Ему не удалось убедить меня окончательно. – Не арабы все же.
– Да какая разница? – удивился Дан. – Чем эти лучше арабов? К тому же мне приходилось видеть очень мирных арабов. И то, что большинство из них террористы, не дает права устраивать идеологический геноцид. Мы – разные цивилизации. Надо поделить мир и жить, не нарушая границ. На мой взгляд, это единственный выход. А не переживать, как ты говоришь.
– Варвары никогда не смогут жить, не нарушая границ, – убежденно возразил я. – Им обязательно надо занять кем-то благоустроенную территорию и загадить ее, а потом искать другую, чтобы загадить впоследствии и ее.
– Тогда эти гопники тоже варвары, – спокойно заявил Дан. – Варвар – это не происхождение, это образ жизни. Простота мышления, я бы сказал. Не тупость, а именно ход мышления по пути наименьшего сопротивления. Грабить легче, чем возделывать землю.
– И пока есть возделанная земля, – добавил я, – всегда найдется варвар, чтобы ограбить ее и выжечь.
– Так что среди европейцев и русских своих варваров тоже хватает.
Спорить с этим трудно, и я хотел было заткнуться, но вспомнил о таинственной «струнке», с помощью которой Дан навел такой хаос в рядах противника. Пришлось полюбопытствовать.
– «Струнка» – штатное оружие уполномоченных исполнителей для рукопашного боя, – пояснил Дан. – Полезнейшая штука.
– Что-то я не заметил, как Глеб тебе что-то передавал, – признался я.
– И не заметил бы. «Струнка», как и большинство запрещенных законом штучек, которые приходится использовать в городе, до боевого применения находится в лептонном состоянии. Ее нельзя ни увидеть, ни ощутить.
– Да ну! – поразился я.
– Привыкай, привыкай, – усмехнулся он. – Это далеко не самое удивительное, с чем тебе придется столкнуться. Лифт остановился, акриловая дверь рывком ушла вверх.
– Прибыли. – Дан вышел первым и осмотрелся. – Дальше пешочком.
Я тоже покинул кабину. Из просторного полукруглого холла во все стороны вели двери, общим числом шестнадцать. Понятно было, что пятнадцать ведут в квартиры, а шестнадцатая на аварийную лестницу, по которой нам и придется топать. Ничего похожего на окна тут не наблюдалось. Далеко в старину было до нынешнего комфорта. Пол из пористого композита покрывал толстый слой пыли, всюду валялись пустые картриджи от слабоалкогольных коктейлей и другой мусор. В пыли виднелась протоптанная тропинка к аварийной лестнице.