Что касается идеологической, политической подоплеки вербовки, то в «модели» ЦРУ она, должно быть, отсутствовала не случайно. По словам двух бывших директоров ЦРУ, Р. Хэлмса и У. Колби, они не знали ни одного советского или российского перебежчика, который перешел на сторону противника по идеологическим соображениям.
С феноменом предательства я столкнулся еще задолго до того, как возглавил СВР. Работал в «Правде» в то время, когда арестовали Пеньковского – сотрудника Государственного комитета по науке и технике, полковника ГРУ. Масштабы того урона, который он нанес обороноспособности СССР, несомненно были более чем значительными. Его вербовка была успехом ЦРУ. Все это бесспорно. После того как советская контрразведка установила его связи с представителями Центрального разведывательного управления США и он был арестован, в зарубежной печати, как это обычно бывает, стали создавать вокруг него ореол героя.
В то время Пеньковский уже сидел на Лубянке, и одному из моих коллег по «Правде» предложили написать о нем материал в газету. Ему устроили встречу с Пеньковским, который тогда еще не знал, что объявлено во всеуслышание о его задержании, – очевидно, таков был прием следствия с целью получить как можно больше его признаний. Так или иначе, но, по словам корреспондента «Правды», Пеньковский принял его за представителя ЦК («где-то я вас видел») и умолял использовать его несомненные возможности и связи для двойной игры. «Я сделаю все, – говорил Пеньковский, – чтобы нанести соизмеримый с моим отступничеством вред американцам». Это ли не раскрывает истинный облик такого «героя»?
Нечто подобное было и с О. Гордиевским – бывшим заместителем резидента внешней разведки в Лондоне, которого завербовали еще во время его работы в Дании. Много интересного и необычного о деле Гордиевского мне рассказал один из бывших руководителей внешней контрразведки ПГУ. Гордиевский, который попал под подозрение, был вызван в Москву якобы для оформления его назначения резидентом. Во время продолжительного дебрифинга (активное целенаправленное собеседование), который проводил рассказывавший мне об этом генерал в отставке, Гордиевский был близок к признанию, и он стал зондировать возможность своего активного использования против англичан, даже предлагал различные «гарантии» того, что будет «надежно» действовать на этом направлении. Об этом результате первого дня работы с Гордиевским доложили руководству КГБ.
Работники внешней контрразведки были уверены, что на следующий день он полностью признается во всем. Но вдруг поступил приказ: дебрифинг прекратить, наружное наблюдение с Гордиевского снять, направить его на отдых в подмосковный санаторий. Оттуда он и сбежал и был английской разведкой тайно переправлен через границу с Финляндией.
Я ознакомился с материалами дела Гордиевского. Любопытство подогрел вышеприведенный рассказ отставного контрразведчика. Широко распространена, например, версия о том, что сведения о шпионской деятельности Гордиевского были получены от О. Эймса. Этой версии придерживается и сам Гордиевский. Оказалось, что разоблачение Гордиевского носило далеко не «одноразовый» характер. Советской разведкой были получены в свое время сведения из Дании, страны, где Гордиевский находился в двух командировках. Датчане дали британским спецслужбам первичную информацию о нем как о «перспективном на вербовку» сотруднике советской разведки и помогли в 1974 году вывести на него британского резидента в Копенгагене Роберта Фрэнсиса Броунинга.
Эти сведения вначале подверглись сомнению. Затем насторожил косвенный сигнал уже из Великобритании от агента. Это подтолкнуло к серьезному анализу, одним из выводов которого был тот факт, что подозрительно «выводились из игры» те работники резидентуры в Лондоне, которые стояли выше Гордиевского: в 1983 году был выдворен заместитель резидента, его непосредственный начальник; в апреле 1984 года был объявлен персоной нон-грата резидент Аркадий Гук. Не расчищали ли таким образом Гордиевскому путь к руководству резидентурой?
Тогда и созрело решение вызвать его в Москву и поработать с ним непосредственно.
Дело Гордиевского еще больше утвердило в мысли о необходимости усилить и упорядочить работу внешней контрразведки. При этом нужно было обойти несколько «подводных камней». Такое усиление не должно было привести к атмосфере подозрительности в СВР и не разрушать обстановку доверия к сотрудникам. Одновременно следовало избавиться от любых проявлений беспечности. Не было сомнения в том, что служба безопасности в разведке должна быть собственной, дабы к любому нашему сотруднику не могли бы подойти работники зарубежных спецслужб под «чужим флагом». Вместе с тем служба собственной безопасности СВР должна самым тесным образом взаимодействовать с ФСБ, на что и была сориентирована.
Наконец, далеко не простой вопрос с реализацией получаемой информации. Как сделать так, чтобы и не расшифровать наши ценнейшие источники, и срочно принять меры в отношении разоблаченных предателей. А бывало и так, что нами самими проявлялась нерасторопность, граничащая с халатностью. Вот, например, история предательства Резуна, с делом которого в архиве СВР я ознакомился.
В конце мая 1978 года советская внешняя разведка получила сообщение своего источника в британских спецслужбах (теперь об этом уже можно сказать) о том, что в течение года английская разведка через свою швейцарскую резидентуру и с использованием специально направляемых в Швейцарию сотрудников центрального аппарата ведет работу с завербованным ею сотрудником резидентуры ГРУ в Женеве.
Все началось с его обращения в июне 1977 года в офис одного английского издателя в Женеве, являвшегося агентом британской разведки (СИС), с просьбой подобрать для него литературу по последним разработкам в области вооружений. Он объяснил свой интерес тем, что публикует материалы по военной тематике в советских специализированных журналах, получая значительные гонорары. Воспользовавшись таким поворотом в разговоре, английский издатель предложил и Резуну «с такой же целью» дать сведения о советских танках. Советский дипломат согласился на их публикацию за соответствующее вознаграждение, но без ссылок на источник.
Получив эти данные, СИС решила вести дело к вербовке. Агенту поручили продолжить работу с нашим гражданином, предоставить ему необходимую литературу, при этом всячески поощряя его к передаче сведений англичанам. Такая работа проводилась в течение еще нескольких встреч сначала в кафе и ресторанах, а затем на квартире женщины – агента британских спецслужб. Встречи на квартире легендировались якобы заинтересованностью Резуна (англичане уже предполагали его принадлежность к военной разведке) приобрести у дамы стереосистему.
Знакомясь с делом Резуна, я не мог не удивиться, с какой скрупулезностью наш источник информировал о мельчайших подробностях вербовочной работы, осуществляемой СИС. Только на пятой встрече агент-издатель сказал Резуну, что его информация высоко оценена и ему полагается вознаграждение. Тот пришел в большое волнение, заявил, что нуждается в деньгах и готов дать другие сведения на тех же условиях. Англичане решили, что настало время подключать к делу сотрудника-профессионала, и командировали в Женеву опытного разведчика, владеющего русским языком.