– О… Хорошо. Но я имела в виду – если я получу фотографии, я смогу собрать…
– Болно, женщина. Тут на кону нечто большее, чем фотографии!
Зения уставилась на Кевина-Гивна:
– Вы имеете в виду колодец?
Гивн фыркнул:
– Да, да, и я бланирую баленькие горнорудные разработки.
Зения забыла про разработки. Внезапно она пожалела, что не обращала внимания на то, что Зак говорил перед ее отъездом, – что-то об «Амер-кан», что-то об опасности.
Пол Джозеф, потеряв терпение, взмахнул рукой:
– Зения, разве не очевидно? Кевин здесь чужак. И Стив тоже. В некотором роде чужой для деревни и Махфуру, потому что он представляет правительство. Я – единственный человек, которому местные полностью доверяют. Если я им все объясню, они мне поверят. Потом Кевин сможет взяться за дело и выкопать колодец. Благородный Махфуру подтвердит, что «Амер-кан» имеет разрешение пользоваться этой землей.
– И я смогу доложить Белому дому о благоприятном исходе, – сказал Стив Харрис.
Зения улыбнулась Стиву, а потом как можно холоднее спросила Махфуру:
– Вы должны получить одобрение деревни, чтобы пользоваться здешней землей?
Благородный Махфуру откашлялся.
– Это формальность, поэтому – и да, и нет.
Для Зении это означало «да». Здесь что-то начинало дурно пахнуть помимо деревенских туалетов.
Пастор добавил:
– Но теперь, когда тут появился этот… этот мальчик-бог, кто знает, что произойдет?
Уяснив сказанное, Зения повернулась к Кевину:
– А какого рода разработки?
– Да сабые норбальные, конечно.
– Золото?
– Нет.
– Драгоценные камни?
– Нет.
– Минералы?
– Да, божет быть. А ваб-то что?
– Эти разработки будут иметь негативные последствия для деревни?
Кевин встал:
– Слушайте-ка! У них нет воды. Куда уж негати-ивнее! А бы дадиб деревне колодец!
Зения кивнула и встала, оставив мужчин и подойдя к окну. Она боялась, что влипла в передрягу, в точности как предупреждал Зак. Почему она его не слушала? В силу привычки. Она годами не слушала Данлопа. Для нее муж, которого она когда-то пыталась полюбить, превратился в машину – этакую милую машинку для делания денег… И честно говоря, он довольствовался куда меньшими деньгами, чем мог бы сделать, если бы только попытался.
Зак называл себя удачливым и в самом деле был удачлив. Все само шло ему в руки, но что толку от удачи, если ею не пользоваться? Имея отца-конгрессмена, Данлоп, который всем нравился и которому все доверяли, мог бы пробиться в политики, мог бы иметь огромные доходы и в придачу – власть. Он мог бы стать президентом. Зения была бы первой леди страны, причем чертовски хорошей первой леди! Но нет – Зак считал политику слишком грязным делом. И иметь миллиарды он тоже считал слишком грязным делом.
Отец Зении был бедным учителем. Она не знала в жизни ни единого везучего дня. В отличие от Зака, она почти во всем сама торила себе тропу. Когда появился Зак, она почти во всем торила тропу и ему. Зению раздражало, как тупо, терпеливо муж дожидался, когда она подарит ему детей, которых она не могла иметь, – и даже уже не спрашивал об этом. Она больше ничего не испытывала с ним в постели. Годами она подыгрывала Заку, обманывала Зака, поддерживала его репутацию на публике и мирилась с тем, что с ним было скучно до слез.
Зения тихо вздохнула.
Стоя у окна, она невольно наблюдала за людьми Удугу. Вот женщины мелют высушенное зерно, сохранившееся от последней жатвы. Их большой урожай был урожаем маиса? Двое мужчин выкладывают на крыше новые пальмовые листья. Дети подкидывают воздушные шарики, которые привез им Пол Джозеф. Женщина ощипывает цыпленка. Женщина с младенцем на спине вдруг затягивает песню. Группа мужчин делает глиняные кирпичи для постройки дома. Девочка появляется с ведром воды.
Зения вынула мобильник, сомневаясь, что увидит деления приема посреди Африки. К ее удивлению, они слабо появились. Ее домашней страницей был сайт американских новостей. Десятки людей убиты на митинге против оружия? Еще одно землетрясение в Новой Англии? Обнаружена братская могила жертв какого-то диктатора на Ближнем Востоке? Она покачала головой, потом поискала в Интернете новости насчет проблем с разработкой полезных ископаемых в Танзании, нашла статью и стала читать длинный список проблем в этом районе.
«Насилие, загрязнение окружающей среды, изнасилование…»
Но это было на золотом руднике.
«Лавина выгод за счет правительства…»
«Детский труд…»
«Отходы горных разработок загрязняют почвенные воды…»
Зения помахала на прощание мужчинам, покинула церковь и вышла за ограду, чтобы поискать женщину, которая говорила с американским акцентом и называла мальчика-бога своим сыном.
К чему было оставаться в церкви, слушая неприкрытую ложь?
Я сидела возле хижины на участке Бабу, наблюдая за костром, на котором стряпала Сума. Костер состоял из ямы, выкопанной в земле, где дрова прогорали до углей. Я поймала большим листом вылетевшие из костра искры, прежде чем они взмыли вверх и сожгли чью-нибудь тростниковую крышу. Как и местные женщины, я сидела на корточках. Только они это делали, похоже, без всяких усилий и подолгу работали в такой позе, для меня же это было непросто. Мои колени теперь ныли только тогда, когда я вставала, но держать равновесие и не шлепнуться на землю было куда трудней. Один раз такое уже случилось, и я пыталась добиться того, чтобы этот случай не повторился.
Хорошо у меня получалось сидеть на корточках или нет, я бы не хотела сейчас находиться нигде, кроме Удугу. В Африке не бывало тихо ни ночью, ни днем, и теперь меня убаюкивали странные крики, далекий рык, дикое верещание и чириканье. Мое обоняние радовалось бодрящим запахам после дождя – таким свежим, таким сырым, что мать-Африка смогла бы слепить из глины нового Адама. Иногда я чувствовала вину из-за того, что моего мужа Адамо и сына Питера здесь не было. Я снова спросила у Джесса, могу ли я им позвонить, и он снова с огромным сочувствием ответил: «Нет». Он объяснил, что, если я свяжусь со своей нормальной жизнью, его визит закончится, потому что его возвращение вызвало сдвиг во времени.
Это подтверждало, что я всего лишь вижу сон, но мне было плевать.
Сердце мое пустило корни в здешней земле. Моя душа переплелась со здешним ночным небом. Если бы не Адамо и Питер, я легко смогла бы провести остаток жизни в Удугу, сидя у стены хижины и помогая присматривать за детьми, помогая Суме молоть маис и разводить огонь, танцуя в нгомах Удугу, участвуя в священном кругу и чувствуя, как деревня дышит, как один человек. Всю жизнь я скучала по таким связям, по чувству общности, которого никогда не знала даже в баптистской церкви на 121‑й улице.