– Как это?
– Крис нес багаж. Было поздно. Он вполне мог нажать кнопку по ошибке.
Я представила себе, как Робин взмывает в небо и поднимается высоко ― слишком высоко, чтобы выключить устройство. Вот он судорожно цепляется за свой багаж, ведь больше ухватиться не за что…
– Спасибо, – сказала я.
Конечно, с антигравом он не вышел бы на орбиту, а просто летел бы и летел. Странная идея. Не уверена, что карманный антиграв вообще может существовать. Но для Рэмси эта история вполне подошла бы.
Ближе к концу вечера я огляделась в поисках отца Эверетта. Он стоял у стола и разговаривал с пожилыми супругами. Я подождала, пока эти двое не отойдут, затем шагнула к священнику и спросила, понравился ли ему вечер.
– Как и всегда, Чейз, – ответил он. – Это мой любимый день месяца.
– Не найдется ли у вас пары минут, отец? Мне нужна ваша помощь.
– Конечно, Чейз. Чем могу помочь?
– Ну… я провожу кое-какие исследования.
– По социологии вечеринок?
– В том числе. Если серьезно, отец, я хочу спросить вот о чем: вы, случайно, не знали Кристофера Робина?
– Криса? Да, знал. Иногда здоровался с ним. Они с Элизабет не были нашими прихожанами, но она бывала на некоторых мероприятиях. Мы были очень расстроены, узнав о ее смерти.
– Конечно.
– Ее муж… когда это случилось, двадцать лет назад?
– Сорок, – поправила я.
Лицо его помрачнело.
– Как быстро летит время… Да, я был с ним знаком. Правда, только шапочно. – Он взял кусочек жареного картофеля и откусил. – Вкусно. Что же вы хотите узнать?
– Хотелось бы выяснить, что с ним случилось.
Улыбка священника стала шире.
– Разумеется. Что ж, удачи.
– Можете что-нибудь подсказать?
– Чейз, я знал его довольно плохо. Крис слыл очень самовлюбленным человеком. Думаю, он смотрел на всех свысока. Возможно, он считал, что все остальные жители планеты уступают ему в умственном развитии.
– Вижу, он не слишком нравился вам.
– Скажем так: я с ним почти не общался. «Здравствуйте», «До свидания», вот и все. Но было что-то в нем такое… некое чувство собственного превосходства. Это бросалось в глаза.
– Что-нибудь еще?
– Ну… не знаю. Иногда он шокировал кое-кого из наших.
– Каким образом?
– Своими высказываниями… – Священник окинул взглядом почти опустевший зал и понизил голос: – Полагаю, он был атеистом.
– Понятно.
– Такое случается. Люди отвергают Бога, считая, что доказательств Его существования нет. – Извинившись, он обменялся парой фраз с несколькими прихожанами, затем снова повернулся ко мне. – Несмотря на свой атеизм, он, похоже, признавал наличие некоего духовного измерения, где мы плывем сквозь вечность, в отсутствие Бога. И считал, что вечного покоя может и не быть. Он высмеивал представление о преисподней, но его ад, по-моему, самый страшный из всех. Пожалуй, я предпочел бы огонь.
– Странно, – сказала я.
– Следует признать, что он обладал превосходным музыкальным вкусом. По вечерам я иногда прогуливался в окрестностях его дома, направляясь в сторону утеса. Почти всегда из дома доносилась музыка – Чайковский. Шуберт, Римский-Корсаков, Голдстайн, Харкин. Он любил европейских композиторов.
– Что-нибудь еще, отец? Вы не слышали предположений о том, что могло с ним случиться?
– Я знаю, что полиция подозревала Элизабет. Пожалуй, с полным на то основанием: на кого еще они могли подумать?
– Вы не думаете, что она могла приложить к этому руку?
– Нет. Ни в коем случае.
– Спасибо, отец.
– Еще одно: насколько мне известно, он легкомысленно относился к деньгам. Не знаю, связано это с его исчезновением или нет…
– Что вы имеете в виду?
– Например, он постоянно покупал яхты, а потом терял их.
– Они тонули?
– Другие яхты, Чейз. Межзвездные.
– Вот как? – Я задумалась. – И сколько яхт он потерял?
– Четыре или пять.
– Вы серьезно?
– Вполне. Судя по тому, что я читал, все были довольно старыми. Он покупал яхту, куда-то ее отправлял, а потом мы узнавали, что он приобретает следующую.
– Не знаете, что с ними происходило?
– Они ломались или случалось что-то еще, и Крис где-то бросал их. Элизабет рассказывала, что он использовал яхты для экспериментов. Для каких именно, я не в курсе.
– Спасибо, отец, – снова поблагодарила я его.
– Он давал им красивые имена. Одна, кажется, называлась «Звездный ястреб».
– «Звездный ястреб»?
– Но больше всего мне нравилось другое название, – рассмеялся он. – «Жар-птица».
– Поэтично, – заметила я.
– Ну да. Это балет Стравинского.
Вскоре после моего возвращения в «Ворон на ветру» позвонил Рэмси.
– У меня было слишком мало времени, Джек, – сказала я. – Дайте мне еще пару дней.
Не могла же я ему сказать, что кто-то из соседей считал, будто Робин изменял жене и поэтому, возможно, стал ее жертвой. Или что он был атеистом. А больше я ничего толком не узнала.
– Да бросьте, Чейз. Неужели вам нужно столько времени, чтобы сочинить какую-нибудь историю?
Рэмси мне нравился. Он всего лишь несколько лет назад закончил школу журналистов, но я уже видела, что его ждет хорошее будущее. Представительный и достаточно безнравственный, он вполне мог сделать карьеру. Алекс считает таких людей гибкими и изворотливыми, но я собираюсь когда-нибудь написать книгу о том, почему честным и несгибаемым редко удается достичь вершин в любой профессии. Однажды я поинтересовалась мнением Алекса об этом; он сказал, что в большинстве случаев так и есть, добавив, что недостаточно гибкие люди попросту глупы. Конечно, я так не думаю, и Алекс на самом деле тоже. Правда, порой меня одолевают сомнения.
– Джек, я еще немного осмотрюсь, ладно?
– Как насчет инопланетян, Чейз? Существ из иной реальности? Нет ничего такого?
– Ничего, что могло бы вам пригодиться.
– О черных дырах, видимо, тоже ничего? А о сталкивающихся вселенных?
– Нет.
– Сталкивающиеся вселенные – звучит неплохо. Что с живыми мертвецами?
– Прошу прощения?
Джек – высокий, темноволосый, добродушно-веселый ― улыбнулся. На его лице постоянно читалась мысль о том, что я рассказываю ему не все.
– Я разговаривал с одним из участников той вечеринки, на которой были вы с Алексом, несколько дней назад. Он утверждает, что Робин мог стать живым мертвецом. – Джек издал свой фирменный кудахчущий смешок. – Не знаете никого, кто считал бы его вампиром?