– Но я же с ними не трахаюсь! – Она требовала уважения к себе и своей работе. Как какая-нибудь немецкая проститутка. У нас правозащитное движение точно выйдет на свет скорее из борделей, чем из шахт, потому что уровень самооценки у проститутки в России выше, чем у шахтера.
– Вопрос не в этом. Вопрос в том, сможешь ли ты выстраивать полноценные отношения с любимым человеком после такого опыта насилия? Насилия над собой, над своими желаниями.
– Это точно, – задумалась Света. – Я не могу встречаться с мальчишками. Я вижу, как рентген, что у них в голове, и я точно знаю, что из каждого из них я сделаю за одну минуту. Одним голосом. Но что поделаешь? За все надо платить. Конечно, хочется любви, нежных, а не биологических отношений.
– А у тебя с мамой были теплые отношения?
– В том-то и дело, что нет! Она человек суровый. С собаками нельзя расслабляться – иначе загрызут.
– Похоже, ты быстро нашла себе сходную среду – вольер с возбужденными мужиками. Расслабишься – потеряешь клиента.
– Мне кажется, мужчина вообще не способен любить. Мне теперь трудно представить, что он хочет не вульгарного, примитивного секса, а чего-то человеческого.
– Ну, секс тоже часть человеческой жизни...
– А есть ли просто любовь? – она по-детски вернула меня на землю.
– Есть, девочка. Но тебе не любви хочется, тебе хочется заботы. Так, чтобы как теплым одеялом кто-то прикрывал от всех невзгод. И ты ее обязательно получишь, но для этого придется поменять работу. Иначе любовь мимо пройдет. Каждый день на тебе по двадцать раз ставят клеймо и внушают, что ты только сексуальный объект.
– Я обязательно поменяю, вот только выучусь, как вы, на психолога.
Это звучало убийственно, примерно как «Возьмите меня к себе, в этот умный, тонкий, красивый мир!»
– Ну и чего же ты хочешь от матери? Может, депутат – ее шанс? Женщине сорок пять, ей тоже нужна поддержка, как и тебе. Ей-то он ничего не сделал плохого?
– В том-то и дело, что она тратит время напрасно. Депутат младше ее на восемь лет. Да и есть у нее уже молодой любовник...
Девочка все больше и больше меня озадачивала, с каждым пассажем картина менялась и утяжелялась. Расползалась, как плохо пропеченный пирог.
Так у матери был любовник!
– А сколько ему лет?
– Уже 21 год. Но теперь они не поженятся.
– А они собирались жениться?
– Гена очень хотел. Мать ломалась.
– И что?
– Он ее порезал. Семь ножевых ранений.
И вот что выходило: вначале этот малый с именем крокодила Гены ухаживал за Светой, с собаками ей помогал, но когда та ушла, он остался у Светиной матери, продолжал помогать выгуливать свору. Аня, мать Светы, ему даже платила немного вначале, но потом перевела в разряд любовников, из экономии и от женской гордости – не платить же мужику за то, что ты же с ним и спишь? Гена ушел из родительской семьи, где ему тоже было тесно и несладко, объявив, что женится на Ане, фактически поставив крест на отношениях с родственниками, и, действительно, только и делал, что ныл про женитьбу, раздражая Аню. Наверное, женитьба на бизнесе казалась оболтусу вершиной карьеры – сразу получаешь, как взрослый, и жену, и квартиру, и бизнес, и красавицу дочку в придачу.
Аня и слышать не хотела про замужество с юношей. Во-первых, она серьезно рассчитывала выйти замуж за интересного мужчину, который, конечно, может быть младше ее, но не на 24 же года, надо же совесть иметь! Во-вторых, она не собиралась делиться своим бизнесом ни с кем: ни с дочкой, подозревая, что та только и мечтает, чтобы кусок отхватить; ни с желторотым помощником, с ним-то с какой стати? Она вообще считала, что нужно у него из жалованья вычитать плату за квартиру и сексуальные услуги. Короче, они не просто ссорились, а дрались. Их отношения были предельно страстными.
Но и это еще не все! В тот момент, когда Света пришла ко мне впервые, Аня лежала в клинике не с какими-то сердечными или прочими возрастными болезнями, а с ножевыми ранениями! Юноша Гена пырнул ее несколько раз, когда она отказалась выдать ему карманных денег.
– Мать могла его довести до бешенства специально, инстинктивно, как она это делает с собаками: злит, чтобы те не теряли форму.
Но результат был плачевный. С зашитой брюшиной она лежала в одной из лучших клиник Москвы, потихоньку шла на поправку и готовилась к суду, чтобы упечь своего обидчика «хотя бы на два года».
– Лучше всего, – сказала Света, – если бы она вернулась домой, продала половину собак, с которыми ей теперь не справиться, и позволила бы за собой ухаживать. Нужно как-то уже к пенсии готовиться. Дом в порядок привести, на отдых поездить.
– Родители редко принимают варианты, которые им предлагают дети. Во-первых, всегда страшна зависимость от детей. Это воспринимается как слабость. А стареющие люди боятся больше всего слабеть. Во-вторых, с годами люди все больше хватаются за свои привычки, держатся за них мертвой хваткой. Ты ей предлагаешь жизнь, которая кажется тебе лучше, достойней, легче, а ей кажется, что ты хочешь отнять у нее самое дорогое.
– Значит, у меня нет никаких шансов улучшить отношения с матерью?
– Почему же? Шансы есть. Ты сделала смелый шаг – вырвалась на свободу, заплатив за это высокую цену. Если честно, то я считаю, что свобода того стоит. Но свобода нужна, чтобы нормально жить. У тебя есть пока весьма приблизительное представление о нормальной жизни. Ты никогда нормальной жизнью не жила. И вопрос сейчас стоит так: есть ли у тебя свой собственный шанс? Отношения с матерью уже не могут быть ключевыми. Это твое прошлое. Как только ты достойно и надежно дистанцируешься от матери, тебе станет легче и спокойней о ней думать.
– Что такое нормальная жизнь? Вы сами-то ее где-нибудь видели?
– Нужно искать людей, которые кажутся тебе нормальными, и окружать себя ими. Нельзя прожить среди ненормальных людей нормальную жизнь. А я боюсь, что у твоей мамы аномалия характера, усугубленная тяжелыми условиями жизни. И лучше держаться от нее подальше, просто заботясь о ее здоровье. Иначе тебя засосет назад, а хватит ли у тебя снова сил и дерзости на бегство – огромный вопрос!
Я не стремилась продолжать разговор, а отбивалась прописными психологическими истинами, а в конце еще и предупредила, что не могу настаивать на следующей встрече. В общем, я выдала набор типичных профессиональных реакций на дикую ситуацию, понимая, что быть свидетелем ее дальнейшего развития я панически боюсь. К тому же я не могла брать деньги ни у этой девочки, ни у ее несчастной матери.
– Да у нас нет материальных проблем! Собаки дорого стоят.
– Лучше бы у вас были лишь материальные проблемы, Света! Давай подумаем, что тут можно сделать еще, и ты позвонишь мне через три дня, когда все, о чем мы говорили, переварится.