Мы сели. Стали выяснять, кто что сбил. Миронов говорит, что он сбил. Мол, посмотрите, сколько я израсходовал боеприпасов, а другие насколько меньше. Я ему говорю: «Да ты же, сволочь, расстрелял их за облаками. Там никого не было, а ты просто в воздух стрелял. Я же видел». И до того разругались, что я сказал: «Больше в этом полку ноги моей не будет». А уже наш полк прилетел, но меня не отпускают. Говорят: «Будешь в этом полку воевать». Ну, мы в следующий раз полетели на задание. Там боя не было, возвращаемся на аэродром, они садятся, а я развернулся и к себе в полк улетел. Прилетел, командир полка говорит: «Молодец, пошли они к такой-то матери!»
Я думаю, что не только в Миронове дело, но вообще у Гальченко так бывало. Пижон он был. Сам он, правда, летал неплохо.
Из нашего 145-го, впоследствии 19-го гвардейского полка многие уходили в другие полки командирами, не только Гальченко. Например, Мироненко Владимира Сергеевича [142] в 1943-м взяли командиром 195-го полка. До этого он был командиром эскадрильи, а я у него замом. Правда, потом погиб Владимир Сергеевич обидно. Он выпить любил. Страшное дело это пьянство. Он собрал летчиков, говорит: «Мудаки вы такие, летать не можете, вас же посбивают! Смотрите, как надо летать!» Взлетел, начал на ЛаГГ-3 на малой высоте пилотаж делать и разбился. Кстати, Миронов тоже разбился. Ему дали Ла-5, новый самолет в то время, и он прилетел как-то один к нам, на наш аэродром, в Шонгуй – показать пилотаж, и тоже разбился. Меня тогда не было, но ребята рассказывали. Много было таких потерь.
Вот так. Воевал на ЛаГГ-3 я с конца 1941 года, а в 1942 году мы первые в Союзе получили «кобры».
Командир полка Георгий Рейфшнейдер у самолета Р-39 «Аэрокобра»
Первые «кобры» пришли из Англии. Причем англичане не так, как мы, отправляли самолеты. Мы ведь перед отправкой все помоем, вылижем, а они, как их «кобры» были грязные, на колесах земля, так и привезли нам их такими морским путем на кораблях. Доставили «кобры» в Африкавду. Главной сложностью было то, что с машинами не привезли никаких инструкций. Мы, к примеру, никак не могли допереть, как у них работают тормоза. У нас тормоза пневматические, на ручке был рычаг, который надо было зажать, а у «кобры», как у бомбардировщика, тормоза гидравлические, и выжимались они носком сапога на педали. Долго мы крутились, пока это разгадали. Другая особенность: «кобра» трехточечная, а наши самолеты все с хвостовым колесом. Соответственно на нашем самолете взлет осуществлялся так: ручку на себя, бежишь, набираешь скорость, отдаешь немного ручку, поднимаешь хвост, еще разгоняешься, потом добираешь ручку и взлетаешь. А на «кобре» хвост поднимать необходимости не было. Но у нас же инструкции не было, мы не знали. Взлетали, как было положено по нашим нормам, как привыкли. Первым на «кобре» вылетал Кутахов [143] . Он ручку на разбеге на себя взял, потом отдал ее. Самолет бежит, бежит и никак не взлетает. Наконец скорость набрал, а тут уже конец аэродрома, но все-таки машина взлетела. Потом мы доперли, что ручку надо держать нейтрально, пусть машина бежит, пока не наберет скорость подъема передней ноги, а потом уже можно ее отрывать.
Выпускная фотография летчиков Одесской школы пилотов
Когда мы самолет освоили, то очень хорошо дрались. Причем это ж был 1942-й, самый тяжелый год. Немцы рвались к Мурманску, а мы защищали его небо. Вначале у фашистов были старенькие «мессера» 109-й и 110-й. Мы стали их гонять. «Кобры», особенно первые английские, их превосходили. Они легкие были. На них стояла 20-мм пушка, два крупнокалиберных пулемета и 4 крыльевых винтовочного калибра. Я, например, на своей «кобре» снял крыльевые пулеметы, и она у меня даже на «вертикаль» отлично шла. Немцам с нами было не сравниться. Но это продолжалось до тех пор, пока немцы не прислали более современные «109-е». Они опять стали нас прижимать.
– На одну гашетку оружие выводили?
– Нет, а надо бы. Гашетка пулеметов выжималась указательным пальцем, а пушки – большим. В бою про пушку часто забываешь. Это у Покрышкина было здорово придумано, но тогда передача опыта была плохо организована. Можно ж было по всем частям сообщить, что есть такое предложение, хотите делайте, хотите нет. Да и дел всего-то: провода переключил, и все. Это не то что на И-16, где от гашеток на оружие тросики шли. Бывало, ее не можешь выжать одним пальцем, приходилось двумя руками выжимать.
– Какие вам чаще всего ставили задачи?
– Наши полки перебрасывали от Беломорска на юге до Мурманска на севере. Чаще всего мы занимались прикрытием Мурманска, железной дороги и прикрытием войск. Иногда сопровождали ударные самолеты. Одно время нам был придан полк на «илах», он потом стал 17-м гвардейским. Там летчики были подготовлены еще хуже, чем наши молодые. Ориентировались они плохо. Приходилось выделять один экипаж, который выполнял роль лидера. Он должен был найти цель, спикировать на нее, тогда они наносили удар. Был такой дикий случай. Пошли мы сопровождать «илы». Они взлетели, собрались, мы пристроились сзади, и один из нас вышел вперед и пошел лидировать. Ну, летим, попали в плохую погоду – снежные заряды, не пройти никак к линии фронта. Походили, вышли к Мурманску, а там зенитки на каждом корабле и на всех сопках стояли. Когда в Мурманск приходили караваны, порт был забит. Любая бомба попала бы точно в цель. Там нельзя было летать никому: стреляли по любому самолету без разбора. И вот, зенитки как начали рубить, но мы «илы» все-таки благополучно отвернули. Пришли на их аэродром в Мурмаши, и лидер, который шел впереди, просто со снижением прошел, сделал «горку». Однако летчики-штурмовики настолько напуганы зенитным огнем, что зашли и по своему аэродрому отбомбились, а потом на него же и сели. Вот какой был уровень подготовки летчиков…
– В вашем 19-м полку оборонительный круг применяли?
– Иногда применяли. Только не просто круг, а спираль – восходящую или нисходящую. Сбить на спирали очень трудно. Здесь, как и на пикировании, очень сложно взять упреждение.