Только пересек линию фронта, тут у меня мотор «тыр-тыр-тыр» и заглох. В тот раз я летел на самолете Як-7Б. Он был специальный, пятибачный. То есть два бака в левой плоскости, два в правой и один в фюзеляже, и тройник – вниз, откуда топливо шло в карбюратор. Так вот, пуля попала в этот тройник. Бензин еще есть, расчет верный, а подачи нет и высоты нет, чтоб выпрыгнуть или выбрать место для посадки. Я в левую сторону смотрю, а справа у меня сосна, и я об эту сосну плоскостью… Меня пошло крутить, самолет перевернулся и вверх ногами упал. Парашют отстегнул, лямку привязную к сиденью отстегнул и выбрался. Что было дальше, если кому рассказать – не поверят. Выскочил я, смотрю – стоят два мужика: «Летчик! Иди сюда, тут бандеровцев полно. Беги к нам». Я подбежал, у них телега, в телеге сено. «Залазь сюда, мы тебя вывезем, спрячем, а то тут бандеровцев полно». Я поверил, залез туда в сено. Они поехали, а я думаю: «Надо было бы хоть сообщить, самолет уже совсем разрушенный». И вдруг нашу телегу останавливают. Я сено разгреб, вижу двух красноармейцев: один рядовой, другой капитан. Они спрашивают: «Вы не видели, здесь летчик упал?» – «Нет, не видели». Думаю: «Куда ж они меня везут?!» – выскочил, пока кавалеристы за автоматы, эти мужики уехали. Если бы не попались эти красноармейцы, или бы я не прислушался, о чем там речь, или не сообразил, то не было бы меня уже.
– Часто ли летали на сопровождение?
– Часто.
– Кого тяжелее сопровождать: штурмовиков или бомбардировщиков?
– Я тебе вот что скажу. Всех сложно, но тех, кто поумнее, тех проще, а самое большое наказание – сопровождать безграмотных летчиков. У меня командиры были толковые. Они говорили: «Надо не смотреть, а видеть. Смотрят все. Не думать, а соображать надо. Думают все». Когда подходишь к группе, сразу чувствуется, кто там ведущий. Вот назначили время встречи над точкой. Я иду, и группа идет. Нормально. Или я подхожу, а группы нет. Я должен делать вираж, терять время, терять горючее, ждать его величество, которое еще и не на той высоте подойдет. Или я только иду, по времени точно, а он уже орет: «Маленькие, маленькие, где вы болтаетесь?» Я говорю: «Вовремя мы идем». А они пришли раньше времени. То же и при сопровождении. Когда Григоренко сопровождал, он разумно вел свою восьмерку, так чтобы каждый самолет мог прикрыть впередиидущий. А некоторые растянутся – получается не восьмерка, а самостоятельных восемь самолетов. Они по уставу выполняют круг, а без толку – нет огневого взаимодействия. Так же и «бостоны» или «пешки» должны лететь так, чтобы сектора обстрела стрелков перекрывались.
Когда я пришел в полк, парторг – не летчик, но честный и добросовестный мужик – мне обмолвился, что, когда в 1942 году вышел приказ «Ни шагу назад», Валентина Шапиро [4] , прекрасного летчика, будущего ГСС, водили на расстрел за то, что он якобы потерял «илов», которых сопровождал. Понятно, что задавать вопросы самому Шапиро я не стал, да и воевал он в третьей эскадрилье, а я в первой. Но в один прекрасный день я слетал на разведку, доложил, а Валька за мной зашел к начальнику штаба и слышал мой доклад. Когда мы вышли, он говорит: «Знаешь, ты дал маху. Надо было им рассказать замысел противника. Смотри, что получается: отсюда идут танки, тут сосредоточена артиллерия. Обстановка такая, что в этом районе немцы готовят контрудар». Я говорю: «Чего же ты не доложил?» Мы по возрасту были одинаковые, но он больше воевал. «Чего же ты не доложил?» – «Во-первых, умных не любят. А во-вторых, я еврей». И вот тут, в разговоре, он мне рассказал, за что его водили на расстрел. Дело было под Сталинградом. Штурмовики и истребители базировались на одном аэродроме. С четверкой штурмовиков послали пару. Ведомым шел Лешка Бритиков [5] , а ведущим Шапиро. Штурмовики проштурмовали, ребята провели воздушный бой с восьмеркой истребителей противника. Сбили два самолета. Парой! Стали выходить на свою территорию. Штурмовики пролетели мимо аэродрома. Видать, перепугался их ведущий. Бритиков выходит вперед, показывает, что аэродром слева, – они не реагируют. У наших кончается горючее. Решили: «Хрен с ними – задание выполнили, сопроводили, вывели из боя». Пошли на посадку, а штурмовики полетели дальше. Только они сели, подъезжает на «Виллисе» полковник, командир штурмового полка: «Мудаки, вашу мать, я вам доверил лучших летчиков, а вы, засранцы, молокососы, сержанты, отдали их на растерзание! Старшина, снять с них пистолеты. Веди в капонир, лично расстреляю». Старшина подходит: «Сержант, старший сержант, снимайте пистолеты». – Отдают, бросают в «Виллис». «Сейчас расстреляю!» В это время подъезжает майор, командир истребительного полка: «Что тут происходит?» – «А ты молчи, засранец. Воспитал своих молокососов, а они отдали на растерзание моих лучших летчиков, я их сейчас расстреляю. А если ты будешь пищать, и тебя на хрен расстреляю!» Лакеев, командир этого полка, майор, согнулся. Их старшина ведет в капонир. А в это время механик Шапиро, старше лет на 15, стоит в отчаянии. И он увидел, что штурмовики идут уже с северо-востока на аэродром. Он вскакивает на холмик, шапку стягивает и только и смог, что крикнуть: «Командир!» – и рукой показывает – летят. Полковник хотя бы извинился – «Старшина, отдай им пистолеты». Сел в «Виллис» и уехал. Командир истребительного полка подошел, обнял. Прижал их к груди. Поблагодарил за хорошее выполнение задания.
Что касается самой техники прикрытия. На девятку «бостонов» выделялось 6, максимум 8 истребителей. Если летел Полбин, то тут истребителей побольше. А как же? Генерал! Обычно мы шли на 300-400 метров выше бомберов. Справа пара. Слева пара. Сзади пара – это непосредственное прикрытие. Обязательно выделялась ударная группа, которая шла с превышением 500 метров.
Штурмовиков прикрывали на их скорости, редко когда делали «качели». Обычно «Фокке-Вульфы-190» снизу лезли, а «мессершмитты» сверху валились, но тоже не всегда. Все зависит от обстановки. Я не видел, чтобы у немцев была какая-то определенная тактика атаки именно штурмовиков. Правда, они никогда не нападали, если были в меньшинстве. Иногда видишь, что мимо пролетела пара. Ну, я тогда думал, что они на разведку пошли, потому и в бой не вступают. Нам-то, когда мы вылетали на разведку, категорически запрещалось вступать в бой. Главное – привезти разведданные; даже если они атакуют, то ведешь только оборонительный бой. У меня 31 воздушный бой, а сбил только четыре. Так вот сейчас мне кажется, что ни на какую разведку немцы не ходили – просто не решались ввязываться.