На войну нас, правда, не отправили, и наша курсантская жизнь продолжилась. Училище было обнесено забором, на железных воротах стоял часовой. Никуда не уйдешь: если поймают, то пришьют дезертирство и отправят в пехоту. Правда, таких случаев у нас не было.
Тяжелое было время… А с другой стороны, дома я жил впроголодь, а в училище приехал – там в столовой курсанты за отдельными столами по четыре человека, такая кормежка, у-у-у! (Это уже в Средней Азии, когда мы эвакуировались, были длинные столы на 20 человек, лавки, и все. Принесут тебе две параши… Эх…) До войны курсантская норма была чуть ли не лучше летной. На тарелке лежало по кусочку масла для каждого! В Москве мне такое и не снилось! Правда, когда война началась, с питанием стало плохо. Нам гороховый суп варили, который мы называли «малофейка», поскольку это была просто забеленная вода, в которой и гороха-то не было. Разумеется, на такой еде нельзя было летать. Но летали… А что сделаешь? Помню еще, мы ежемесячно получали какие-то деньги. На территории училища стояла палатка, в которой в день получки торговали пивом. И в этот день к ней выстраивались в очередь. Зарплаты хватало на два-три котелка.
Когда в 1942 году Армавирская школа перебазировалась в Среднюю Азию, кормежка стала совсем хреновой – в пути давали только сухари и селедку. Запомнился приятный эпизод. Мы добирались до Баку, а оттуда должны были морем плыть в Красноводск на самоходной барже. Баржа была загружена мандаринами. Каждый мандаринчик обернут тонкой гладкой папиросной бумажкой. И вот эту баржу нам надо было разгрузить, а потом уже на ней плыть. Курсантов было много, все голодные. Нам хозяин груза говорит: «Братцы, ешьте сколько хотите, но только не вытаскивайте по одному мандарину из каждого ящика. Взяли целый ящик – съели, ставьте другой ящик – съели, третий ставьте…»
Пунктом назначения была Фергана. Там мы прошли летную подготовку на Як-7В, и весной 1943 года я закончил училище. Надо сказать, что техника пилотирования у меня была хорошая. После окончания училища мой инструктор мне сказал: «Командир звена и я решили оставить тебя инструктором в школе». Я ему возражаю, мол, на фронт пойду, и никуда больше. Он мне: «Собьют тебя на второй-третий день, и все. Что ты умеешь делать? Держаться за ручку, взлетать и садиться. Без тебя хватит летчиков». Но я настоял на отправке на фронт, а остался бы – может быть, судьба и по-другому сложилась… Кстати, наш выпуск был первым, кому присвоили звания младших лейтенантов. Надо сказать, что воспринималось введение новой формы неоднозначно. Многие считали, что введение погон – это возврат к белогвардейщине.
И вот, после школы попал я в 8-й запасной авиаполк под Саратовом. Месяца через два приехали «покупатели». Война-то знаешь какая была? Сбивали очень много. С полка, из 30 летчиков, 10 останется, а 20 – тю-тю, вот командиры и едут в запы отбирать пополнение.
Нас в запе две группы было: одна наша, а другая из Люберец, из Высшей школы воздушного боя. Разницы, я тебе скажу, между нами не было. Мы, закончившие Армавирскую школу, летали нисколько не хуже. Зона у меня была хорошая, но мы учились делать всякие петли, полу-петли – кому она нужна, эта полупетля?! Гораздо сложнее сделать глубокий вираж – разворот с креном больше 45 градусов. Ты попробуй его сделать на одной высоте, с одинаковой скоростью вращения и по минимальному радиусу. Вот это фигура! Кажется просто, а попробуй сделай! А петлю сделать – это что там – ерунда.
Так вот, «покупатели» из 86-го гвардейского истребительного полка 240-й дивизии. Отобрали по списку, даже не проверив технику пилотирования, 8—10 человек… А что ты думаешь? Выбрать бабу красивую – это одно дело, а летчиков? Все молодые, а по внешнему виду не узнаешь же, кто действительно будет хорошим летчиком, а кто неважным. Как в каждой профессии, так и в летном деле есть хваткие, а другие вроде и летчики, вроде и летают, а вот не умеют пилотировать красиво. А сколько народу на взлете и посадке побилось?! Вот я ни одного самолета не сломал, а были такие, которые по 2-3 самолета ломали. В принципе, это немудрено. Мы же на поршневых самолетах летали, да еще и с хвостовым колесом. Вот на реактивном ты газ дал и разгоняешься по прямой: никуда его не крутит, не вертит. А у поршневого самолета есть реакция винта, разворачивающая самолет в сторону его вращения. Сложнее всего удержать самолет, пока он скорость не наберет. В это время силы воздушного потока не хватает, чтобы использовать руль поворота для парирования разворота машины. Опытный летчик – он газ даст плавно, а молодой газанет, и самолет, например, влево мотанет. Чем удержать? Тормозом, по идее, но самолет-то с хвостовым колесом – тормознул, машина вперед клюнула и винтом об землю. Все – отлетался.
Привезли нас под Подольск Московской области. Помню, ко мне на аэродром приехали отец и брат – я с ними не виделся с тех пор, как в армию ушел.
В полку мы потренировались и в конце лета 1943 года полетели на фронт. Там один вылет совершили на облет линии фронта, а после этого сразу же было несколько вылетов на сопровождение штурмовиков. Ужас! Ни туда, ни сюда не рыпнешься! Если ты бросишь штурмовиков, могли отдать под трибунал.
– Какой была техника сопровождения штурмовиков?
– Просто было. Обычно сопровождали штурмовиков не один и не два истребителя. Слева, справа пары, пара чуть выше сзади. Скажем, тебе сказали, что ты пойдешь и будешь прикрывать правый фланг. Вот ты идешь справа девятки и следишь, чтобы с этой стороны их никто не мог сбить. Обычно немцы атаковали сзади. Ты чуть повыше летишь, чтобы было преимущество. На снижении скорость наберешь и отразишь нападение. Немцы же тоже соображали – на штурмовики, если истребители выше их, не полезут. Тут еще такой момент. Сопровождая штурмовиков, мы ходили «ножницами» над ними. Таким образом удавалось держать скорость выше, чем у штурмовика, а иначе собьют.
– Когда в атаке штурмовики становились в круг, где находились в это время вы?
– С ними вместе на кругу, но чуть выше. Тут главное – их не потерять на фоне земли.
«Пешки», к примеру, сопровождать было куда легче. У них скорость больше, высота тоже больше. Когда идешь в сопровождении, то идешь группой. Когда они начинают бомбить, с ними тоже проще, чем со штурмовиками.
А вообще, разные моменты были. Помню, вылетели на штурмовку. Перелетели мы через линию фронта. И вот идут шесть штук Ю-87. Эти машины могли пикировать под 60-80 градусов! Они уже выстроились, чтобы что-то штурмовать на нашем переднем крае. Я за одним пристроился и подловил его на выходе из пике. Здорово получилось. Я летел на Як-9Т, и вот я, наверное, три 37-миллиметровых снаряда в него всадил! В воздухе немец, конечно, не рассыпался, но я видел, как он свалился на крыло и рухнул на землю. Самое интересное, что, когда сбиваешь, страха нет, один азарт. Не думаешь, что тебя тоже могут убить запросто. Азарта много и на «свободной охоте». Такая прелесть! Правда, на «свободной охоте» меня и сбили.
– Как это произошло?
– На девятом вылете, 7 сентября меня сбили. Как получилось? Я к тому времени уже летал прилично. И вот наш командир эскадрильи Зайцев (если мне не изменяет память, такая была у него фамилия) читает задание. Смотрю – а у него руки трясутся. Что это за командир эскадрильи, у которого мандраж? Но тут, видимо, дело было в том, что он недавно был сбит. Правда, над своей территорией – в плен не попал, но вот так это на нем отразилось.