– Ну, так сразу!

– Так четыре года не виделся, – говорю я.

Дал он мне увольнительную. И 25 декабря я приехал в Москву.

Отец:

– Опять появился хулиган!

– Я теперь портной, – говорю я.

– Нет, ты расскажи генералу все как есть, что права у тебя украли. Он должен понять.

Я возвращаюсь и говорю генералу:

– Товарищ генерал, я вас обманул, я не портной, а водитель, но права у меня украли. Я хотел в Москву к родным, вот и вызвался.

– Водитель мне не нужен. Я могу отправить тебя обратно на пересылку.

Дает мне направление на пересыльный пункт, где написано: «Водитель с утерянными правами». Я прихожу к начальнику пересылки. Он говорит:

– Раз прав нет, то ты и не водитель.

– Я могу дубликат получить, – говорю я.

– А дубликат – это не мое дело. Нет прав – будешь служить в другой части.

Тут приходит старший лейтенант, и я слышу за фанерной перегородкой его разговор с начальником пересылки:

– Мне нужен водитель для генерала, – говорит лейтенант.

– Сейчас вышел приказ Сталина, что всех водителей направлять на восстановление Сталинграда. Вот у вас есть в частях водители, их и берите.

Когда лейтенант вышел, я – к нему:

– Товарищ старший лейтенант, я – водитель. Права у меня украли, и поэтому я записан как плотник или слесарь. Если вы меня возьмете, то я тут же получу дубликат прав.

– А как я тебя возьму? Разнарядки же на плотников у меня нет. Подожди меня три дня, я сделаю разнарядку на слесаря.

Вот. Идет покупка. Всех покупают. Требуется плотник для милиции. Я говорю:

– Не пойду!

– Как не пойдешь? Тогда тебя под трибунал. Иди собирайся.

Я под нары залез в самый конец и лежу молча.

– Копылов! Копылов! – Бегают, кричат.

– Где эта сволочь?!

– Сбежал!

На вечерней поверке я стою как ни в чем не бывало.

– Где был?

– Спал.

– Где спал?

– На нарах.

На второй день тоже залез куда-то. На третий день приходит этот лейтенант. Выходит сам начальник пересыльного пункта:

– Копылов – тебя ст. лейтенант ищет. Водитель требуется.

Я вылезаю из-под нар на карачках.

– Ах ты, сукин сын! Ох, хитрый! – смеется.

Поехали. Приходим.

– Вот, товарищ генерал. Надо ему бумажку дать, чтобы он удостоверение водительское получил, – говорит лейтенант.

– Товарищ генерал, маленькая заминочка тут произошла. У меня фамилия неправильно написана и отчество, – говорю я.

– Как это неправильно?

– В госпитале перепутали, а я и не заметил, а когда спохватился – уже поздно было. Я не Копылов, а Копылович, и не Владимир Ануфриевич, а Владимир Адольфович.

В нашей части помпотехом был капитан Миртов. Очень хороший, сугубо штатский человек. На этой фотографии мы сняты во время одной из наших командировок в Москву в 1943 году

Он берет мою книжку, зачеркивает фамилию и пишет: Копылович Владимир Адольфович. На самом деле я был Капелеович, но это уже было бы слишком, а так Копылович, тем более у моего отца все братья носили разные фамилии: Капельович, Капельнович, Капелевич. Короче, все мне поправили, дали «Форд-6», и так я возил главного инспектора формирования и инспектирования Красной Армии, Героя Советского Союза генерал-майора Слица до самой его трагической гибели в 1945 году. А теперь я мучаюсь – не могу получить удостоверение участника войны. Я послал в госпиталь запрос на имя Копылова Владимира Ануфриевича. Получил я бумажку, где мое ранение было записано как «чириак».

Осипов Владимир Сергеевич

– Я родился 1 июня 1922 года в городе Юрьевце Ивановской области. Я, как и многие ребята в то время, увлекался спортом и военным делом. К выпуску из школы уже имел значки «Ворошиловский стрелок», «Готов к труду и обороне», «Противохимическая оборона» и «Санитарная служба». Работал спасателем в ОСВОД («Общество спасения на водах»). В наших местах Волга достигала километра в ширину, и я переплывал ее туда и обратно. За свои силы не переживал, опасался только проходящих пароходов и плотов. Также неплохо бегал на лыжах.

В армию меня призвали в 1940 году, после десятого класса, и отправили служить на станцию Завитая (сейчас г. Завитинск. – Н.Д.) Амурской области в стрелковый полк. Там же дислоцировалась танковая бригада. Наверное, благодаря хорошей физической подготовке я попал в отдельную стрелковую роту полкового подчинения, готовящую младший командный состав. Воинская специальность у меня была – пулеметчик. Готовили нас серьезно. Занимались тактикой на местности. Изучали стрелковое оружие, пулеметы, Дегтярева и станковый, гранаты. Два раза в неделю делали марш-бросок с полной выкладкой до Амура, иногда в вещмешки добавляли кирпичи. Зимой – на лыжах. Летом, в 30-градусную жару, некоторые не выдерживали, падали. Станковые пулеметы везли на повозках, а я свой ручной ДП-27 – на себе. На берегу Амура было излюбленное место наших командиров, откуда можно было наблюдать, как тренируются на другой стороне японские солдаты. О том, что нужно в любой момент быть готовыми к войне, нам внушали постоянно.

Сержантское звание получить мы не успели. 22 июня, во время обеда, нам сообщили о нападении Германии. И уже 24-го, как только танки пришли из учебного похода, мы начали грузиться в эшелоны. Танки поставили на платформы, нас – в теплушки. Товарные вагоны, нары сколочены, на них солома. На следующий день выехали, ехали долго, была остановка в Свердловске, там сходили в баню. В пути население подкармливало, бросали в вагоны папиросы, еду, кто что мог. Приехали в Москву в середине июля, там наш стрелковый полк был придан 148-й танковой бригаде. Две недели мы располагались на Красной Пресне и видели, как немцы бомбят Москву, в том числе и Пресню. Каждую ночь над городом стоял гул немецких бомбардировщиков. Нашей авиации в воздухе не было. Люди дежурили на крышах, а в небе шарили лучи прожекторов. Наши зенитчики редко, но сбивали немецкие самолеты, это я тоже видел.

26 июля нашу роту посадили десантом на танки, и мы выехали в направлении Смоленска. По большим дорогам старались не идти, чтобы не попадать под бомбежки. Впереди, напрямик через лес, пробивая просеку, шли тяжелые танки КВ. Идем вперед, а слева, справа, впереди – зарево. Деревни горят. Было неясно, где проходит линия фронта, поэтому, конечно, чувствовали себя неуверенно. Было впечатление, что немцы уже у нас за спиной, а нам еще километров тридцать идти. Я уже потом узнал, что наши там тоже сжигали чего-то, чтобы немцам не досталось, но ощущения были неприятные.