– Рассел Чандлер, – твердо сказал Макэвой. – Как я понимаю, у вас есть такой пациент?
Улыбка на лице стража клиники погасла.
– Боюсь, эти сведения конфиденциальны.
Макэвой молчал. Просто рассматривал ее с выражением, способным расплавить экран компьютерного монитора.
– Это важно, – процедил он и понял, что и в самом деле так думает.
– Политика нашего учреждения – полная конфиденциальность, – гордо отрезала регистраторша.
Хотя от входа тянуло холодом, Макэвою было жарко, по шее скатывались капли пота. Конечно, можно затеять свару и к Чандлеру его наверняка пустят, но вдруг клиника подаст официальную жалобу? Что он скажет в оправдание? Чандлера никто ни в чем не подозревает. Он даже свидетелем не проходит, если разобраться. В лучшем случае он может оказаться источником общих сведений по делу, которое даже не классифицировано как криминальное. Да и кроме того, этично ли допрашивать кого-то в подобном месте? Где люди сражаются с собственными проблемами? Господи, Эктор, что ты такое творишь?
Он отступил от стола, растеряв вдруг всю самоуверенность.
– Простите, но я, кажется, расслышал свое имя?
Макэвой обернулся. На пороге стояли двое. Мужчина помоложе одет был по-спортивному: застегнутая до подбородка ветровка, плотно натянутая вязаная шапочка и тренировочные брюки, заткнутые в футбольные гетры. Он подпрыгивал на месте, лицо в оконце между шапкой и воротником куртки раскраснелось. Второй мужчина, пониже, был тощ, вылитый скелет. Одет он был в мешковатые вельветовые штаны, парусиновые туфли на резиновой подошве и пуховик прямо поверх майки с треугольным вырезом. Голова гладко выбрита, но ясно, что дело вовсе не в бритве; в темной бородке поблескивает седина. Глаза спрятаны за очками, и даже с расстояния в несколько ярдов видно, насколько грязные в них стекла.
– Наша привратница осложняет вам жизнь? – с улыбкой спросил скелет, дернув головой в сторону женщины за столом. Макэвой уловил легкий намек на ливерпульский говор. – Да, она свирепа, наша Маргарет. Верно ведь, милочка?
Макэвой покосился на регистраторшу, но та уткнулась в монитор, притворяясь, будто ничего не слышит. Чандлер уже успел пересечь холл и направлялся к нему.
– Расс Чандлер, – протянул он руку. Принимая его ладонь, Макэвой точно пожал пук сухих веток.
– Сержант уголовной полиции Эктор Макэвой.
– Это я уже понял, – с дружелюбной усмешкой сказал Чандлер. – В свое время делал кое-какую работенку в ваших краях. Был неплохо знаком с Тони Холтуэйтом. Как быстро все замяли, а?
Да неужто, черт подери, все до последнего в курсе?
– Я предпочел бы…
– Не робейте, дружище. Мои уста запечатаны. Хотя если у вас найдется при себе бутылка виски, то еще как откроются. – Он осклабился в сторону регистраторши: – Шутка, милочка, шутка.
Парень у входа продолжал энергично подпрыгивать.
Заметив взгляд Макэвоя, Чандлер обернулся:
– Давай двигай, сынок. Обычный маршрут. Не забывай работать руками. Увидимся у скамейки.
Кивнув, парень исчез. Макэвой слышал, как быстрые шаги удаляются по гравию. Вопросительно посмотел на Чандлера.
– Сосед по комнате, – пояснил тот. – Нас тут держат по двое, чтобы по ночам следили друг за дружкой, вдруг кому приспичит свести счеты с жизнью.
– Вы ведь увлекаетесь боксом?
– Не так давно книгу навалял об этом. Биографию одного спортсмена родом из Сканторпа, он провел пару сотен профессиональных боев. Неплохое чтение, кстати. Тогда и втянулся. А вы любите бокс?
– Немного боксировал в школе. И еще в университете. Сложновато было найти подходящего соперника, уговорить выйти со мною на ринг. Здоровее меня в спортзале никого не было.
– Я уж вижу, – без ехидцы улыбнулся Чандлер. – В любом случае, чем могу служить?
– Мы могли бы где-нибудь поговорить, мистер Чандлер? Это насчет Фреда Стейна.
Чандлер выпятил нижнюю губу, шевельнул бровями, демонстрируя изумление.
– Фреда? Не уверен…
– Это не отнимет много времени.
Чандлер отмахнулся, явно не тревожась о времени.
– Не возражаете, если мы пройдемся? Я обещал своему юному другу последить за секундомером.
Вполне довольный Макэвой благодарно согласился.
Спускаясь по ступеням в припорошенные снегом сумерки, Макэвой заметил, что его компаньон припадает на правую ногу. Вспомнил слова Кэролайн и скосил глаза вниз. Чандлер, заметив это, сказал просто:
– Ампутация. Умеренная плата за удовольствия, сигареты и рацион из бекона. Под штаниной протез. От души рекомендую всякому, кто мечтает похудеть. Отщелкиваешь нижний кусок ноги и сразу сбрасываешь полстоуна.
Макэвой не знал, как реагировать – то ли участливо похлопать его по плечу, то ли ободряюще хмыкнуть.
– Фред Стейн, – напомнил он, шагая по чисто выметенной гравийной дорожке к шеренге елей. – Вы слышали о том, что случилось?
– Да уж. – Вздох Чандлера сорвался в кашель. Сухой, нездоровый. – Бедняга.
– Кэролайн Уиллс рассказала, что вам первому удалось разговорить старика. Вы отыскали для них Фреда, вели переговоры.
– Что-то вроде.
– Когда вы встречались, ничто не указывало на то, что Фред намерен покончить с собой?
Чандлер остановился ярдах в пятистах от здания клиники. Оглянулся, убеждаясь, что никто не наблюдает за ними из открытых дверей, затем нагнулся и задрал брючину. Ухватился за колено и быстрым рывком отстегнул протез. Сунул руку внутрь и достал сигаретную пачку и зажигалку. Закурил, глубоко затянулся. Его жесты походили на сакральное таинство. Затем, все так же не говоря ни слова, пристегнул протез на место. Поднял к Макэвою лицо. Его улыбка была бы лукавой, не выгляди она столь пугающей.
– Заначка? – невольно рассмеялся Макэвой.
– Клиника заставляет при поступлении подписать обязательства, – презрительно сказал Чандлер. – Никаких сигарет. Никакого шоколада. Ни крошки сахара. Организм нельзя вычистить, если человек продолжает сыпать в себя токсины.
– А вы не считаете, что имеет смысл прислушаться?
– Что тут скажешь, сержант, я ведь и не сомневаюсь в их правоте. Но с пороками всегда так. Вредные привычки, они потому и вредные, что от них не избавиться.
– Но деньги, которые здесь берут за курс лечения, несомненно, убедительный довод, чтобы…
– Стараюсь изо всех сил. – Глядя в сторону, Чандлер выпустил длинную струйку дыма. – Уже трижды побывал в клиниках вроде этой. Выхожу, преисполненный радужных надежд, а в конце дня уже сижу в забегаловке, опрокидывая стакан за стаканом. Знаю, что этим кончится, делая первый шаг за ворота. А борюсь я именно с бесповоротностью. Сама мысль, что никогда не выкурю еще одной сигареты. Никогда не пригублю стаканчик. Так какой же тогда смысл?