– А что нам было делать? – Яр развел руками, и в этот момент Юля бросилась на него. Сверкнуло лезвие ножа, Яр успел ударить ее по руке, защититься предплечьем.
Перехватил руку Юли, сжал запястье – нож выпал, закапала кровь из рассеченного предплечья, но не это волновало Яра, а искаженное ненавистью лицо жены. Она не раскаивалась, что ранила его – жалела, что не убила. Зрачки сузились в две точки, полумесяц рта дрожал. Яр швырнул ее на кровать, где она и осталась лежать.
По справедливости ему следовало выгнать ее из своего кубрика – пусть идет к солдатам или ничего не значащим инженерам на третий ярус, но почему-то Яр испытывал перед ней вину. Замотав раненую руку наволочкой, он забрал костюм для сна и выбежал в коридор.
Юля не успокоится, а если и успокоится, то не простит. С ней опасно спать рядом. Но почему? Что он сделал не так? Он живет по Уставу, помня, что усердие всех – благополучие каждого. Если бы не Устав, они давно вымерли бы. Спарта – пограничный бункер, который изначально был недоукомплектован, и его обитатели изначально вынуждены чем-то жертвовать, чтобы выжить. Теперь Спарта процветает, ее дети трудятся для общего блага и получают достойную награду. Почему? За что?
И откуда это гадкое чувство в груди, словно он потерял и продолжает терять? Или все-таки Устав недостаточно совершенен? Хотелось с кем-то поговорить об этом, но тех, кто подвергал Устав критике или сомнению, ждала смерть как изменников.
Когда он уже добрался до лестницы, сбитый с толку и злой, затрещали коммуникаторы, и искаженный помехами голос проговорил:
– Внимание! Все участники операции «Призрак»! Повторяю, всем участникам операции «Призрак» в срочном порядке явиться в кабинет Верховного Судьи.
Вот и все, подумал Яр и начал спускаться без страха и сомнения. Ему казалось, хуже не будет, что бы ни случилось.
Весь вчерашний вечер братья посвятили сборам: набивали рюкзаки предметами первой необходимости, рассортировывали боеприпас по коробкам, затем – еду. Снегу досталась самая трудная и ответственная работа: под присмотром раненого и успешно прооперированного Беркута он демонтировал лабораторию. Поздно ночью, когда все братья уснули, он продолжал трудиться, пока не стало двоиться в глазах. Каждый прибор следовало обмотать тряпьем, особо ценные – пупырчатым целлофаном, разложить по фанерным коробкам, подписать каждую.
В итоге Снег вымотался так, что упал, не долетая до кровати, и с трудом проснулся по гудку. Если бы не Радим, флегматично толкающий его в бок, Снег так и продолжил бы валяться. Когда он наконец продрал глаза, брат сказал:
– Идем в столовую, перекусим и снова за работу.
Снег представил, что еще половина лаборатории не демонтирована, строительный инструмент не сложен, и чуть не взвыл. Лучше бы его пустили в библиотеку, книги он любил. Кое-как одевшись и умывшись, он направился в столовую, где братья звенели ложками.
Снег плюхнулся на свое место с видом на окно в лето, немного просидел, глядя в тарелку с остывающей кашей, обвел взглядом собравшихся, отметив, что сразу не заметил явившегося Демона. Грязный, всклокоченный, он спешно поедал свою порцию, при этом умудряясь сохранять некое изящество, видимо, он от природы такой утонченный.
Леший, уже уничтоживший завтрак, ерзал на стуле и требовательно поглядывал на Демона.
Пару недель назад Демон не удержался, рассказал, что у него есть девушка и он уже познал ее. История выглядела заманчиво: красавица спасалась от мутанта и не успевала убежать. Демон не мог смотреть, как гибнет человек, и спас ее. С тех пор девушка, ее зовут Карина, безумно в него влюблена, и вместо того чтобы патрулировать территорию, Демон с ней кувыркается.
Естественно, ни Беркут, ни Учитель об этом не знали, и общая тайна сплачивала названных братьев. Хоть они и завидовали Демону, но старшим на него не доносили, хотя понимали, что влетит всем. Каждому хотелось оказаться на его месте и вкусить сладкий запретный плод. Тем более Демон так живописал свои плотские утехи, что Леший уходил уединяться в уборную. Снег видел девушек только издали, мечтал о них, конечно, но подходить не решался. Не потому, что боялся вшей и тифа, которыми пугал Учитель. Ему не хотелось нарушать хрупкое равновесие, ведь если переступит запрет, мир никогда не станет прежним.
Пока ничего страшного не случилось, но теперь Ордену надо покинуть насиженное место, а Снег не хотел этого, потому что полюбил убежище, разукрашенные стены столовой, спальни, гараж, даже запертых в подвалах мутов.
Демон выпячивал грудь и бахвалился, что если бы не он, чистые застали бы базу врасплох, а Снег был уверен, что именно Демон потерял магазин. Хотя если задуматься, это мог быть кто угодно, кроме Радима, он слишком щепетильный. Вот, к примеру, вечно дерганый Березка. Даже Беркут мог ошибиться, не сработал же у него РПГ в ответственный момент.
– И она может родить от тебя ребенка? – затараторил Березка, продолжая прерванный разговор.
Демон снисходительно улыбнулся:
– Ну а откуда, по-твоему, дети берутся? Не в капусте же их находят.
– А если она расскажет о тебе зарам? – отрезвил его Радим. – Не удержится, похвастается, какой у нее жених, точно так же как ты хвастаешься ею.
– Она не сделает этого, – все так же снисходительно ответил Демон. – Потому что потеряет меня – раз, два – она буквально поклоняется мне и не посмеет ослушаться.
Снега бесило его пренебрежение, словно потеря девственности возвышала Демона над другими братьями. Так и хотелось встать да кааак врезать ему! Подумаешь, подвиг: поймал девку, раздвинул ей ноги и… Девка откажет, что ли? Они всегда рады стараться, потому что беременные не мутируют.
– А ведь нам всем уже семнадцать, – произнес он задумчиво. – Мы уже можем мутировать, да хоть завтра.
Демон сплюнул под ноги и растер слюну подошвой:
– А ты не завидуй, нехорошо.
Снег парировал:
– Нехорошо будет тебе, когда Учитель узнает. Покажет тебе, где муты зимуют.
Демон недобро прищурился:
– Ты уже пожаловался на меня Беркуту? Завистливое отродье!
Снег подавил гнев и подпер голову рукой, вскинул бровь:
– Не буду я на тебя ябедничать, вот еще. Ты сам себя выдашь, когда вши в волосах заведутся. Или – в других волосах. Зары ведь не моются, воды боятся. – Снег демонстративно отодвинулся от Демона. – Или ты уже завшивлен?
Доверчивый Леший тоже шарахнулся от него. Демон поднялся рывком, выругался. Брань в его исполнении почему-то выглядела смешно.
– Да что б вы понимали, сосунки!
Снег продолжил глумиться:
– Куда уж нам до умудренного опытом мужа, познавшего радость плотских утех и набравшегося… Уж не и не знаю чего.
Березка загоготал. Леший на всякий случай отошел к раковине. По его напряженным движениям было видно, что он готов в любую секунду разнимать дерущихся братьев. Радим, не обращая внимания на накал страстей, сказал, вымазывая лепешкой тарелку: