– Не поддавайтесь греху уныния, коллега! – воскликнул Верховцев. – Подумайте: на протяжении всего путешествия мы встречаем рекордное количество добрых и отзывчивых людей. А значит, человечество выживет. Об этом нужно думать, а не о трудностях.
– Правда ваша. Что-то стал я много ныть, жалкая я личность, ничтожная. Следует смотреть в грядущее с оптимизмом, тогда беды обойдут стороной. Ну-с, больной, как наше здоровье?
Разведчик Миша открыл глаза.
– Г-где?!
– Все хорошо! – ответила ему Софийка. – Нас спасли, домой едем. Не отвлекай, я навигацию осуществляю. Тут же не везде на этой бандуре проедешь!
Снова затрясло, и вездеход немного накренился.
– Стоп машина! – воскликнула Софья. – Вот мы и приехали. Я первая выйду, как договорюсь обо всем, вы – следом.
* * *
Не то, чтобы Евгений Петрович был негостеприимным человеком, просто в подземелье мертвого города редко появляются вменяемые чужаки. В основном – перепуганные и больные странники или безумцы, прятавшиеся в подвалах со времен Катастрофы.
А если пришелец вдруг оказывался здоров, то наверняка был бандитом. Метроградовцы, сплоченные испытаниями и спартанскими условиями жизни, отбивались скопом, но в последнее время бандитов стало подозрительно много, и ходили разговоры о том, чтобы вывести на поверхность хорошо вооруженные патрули. Ученые Ольшанского в срочном порядке разрабатывали бронированные машины. Брошенных-то хватало, но они проржавели и пришли в негодность, а в подземельях пользовались дрезинами… В общем, надо было что-то делать.
В пользу загадочных «почтоносцев» говорило то, что они спасли Софийку, подружку дочерей Евгения Петровича – девушку симпатичную, но на всю голову авантюристку. Это, конечно, могло быть военной хитростью, о чем не стоило забывать, и Евгений Петрович писк счастливых девчонок притушил, решив самостоятельно разобраться с гостями.
Вмешались обе жены, прошлая и нынешняя.
– Не прав ты, Петрович, – сказала старшая. – Не надо допрос устраивать. Обыщем быстренько, посадим за стол, нальем – и они все сами расскажут. По человеку всегда видно, когда он врет. Уж мне поверь. Меня даже твоими глазами бесстыжими не проведешь.
Евгений Петрович кивнул, соглашаясь, погнал женщин накрывать на стол, а сам, прихватив любимый «Глок», выбрался в тамбур – встречать, на всякий случай отправив Ольшанскому короткое сообщение с просьбой, если Петрович через полчаса снова не выйдет на связь, прислать подкрепление.
Гости, надо отдать им должное, выглядели нормально. В защитных костюмах, чистые и здоровые, а главное – Софийка предупредила, наверное, – без оружия. Послушно разделись и дали себя обыскать (девушек, особенно темненькую, коротко стриженную, главную в отряде, Петрович обыскивал с особым удовольствием). Держались просто, скромно, что Евгению Петровичу тоже понравилось.
Чем хороша большая семья – не нужно ломать голову над угощением для внезапно забредших на огонек. Что есть в печи – на стол мечи.
В печи доходил свиной окорок, густо нашпигованный чесноком и сладкой подземной морковью, и млели под капающим с него мясным соком крупные шампиньоны, начиненные луком. Окорок достаточно было взять за косточку и встряхнуть, и мясо падало на подставленное блюдо, где тут же посыпалось обильно зеленью, выращенной под лампами дневного света. К этому великолепию непременно прилагалась бутылочка запотевшего самогона самой высокой очистки, прозрачного, как слеза младенца. А на сладкое жены Евгения Петровича сообразили пудинг, не пожалев дефицитной муки.
Гости, издалека учуяв угощение, дружно сглотнули, и в животах у них заурчало. Это было, наверное, добрым признаком, но Евгений Петрович решил не расслабляться. Это они пусть расслабятся и утратят бдительность, а он будет смотреть и слушать…
Пока рассаживались – знакомились, обменивались ничего не значащими фразами. «Письмоносцы» оказались листоношами, экспедицией, посланной на север могущественным крымским кланом.
– Крым! – обрадовался Петрович. – Туда давным-давно уехал в поисках лучшей доли мой друг, изобретатель Уткин. Даже не знаю, жив ли…
– Уткин?! – воскликнул самый пожилой листоноша. – А как же! Знаем!
Петрович не поверил своим ушам и потребовал доказательств. От радости он даже выпил и едва не пропустил время, когда нужно было выходить на связь с Ольшанским. Мир, тесный мир подземелий, раздвинул границы, и показалось, что пахнуло откуда-то сладким крымским ветром.
* * *
Никогда раньше Бандеролька не бывала в столь огромном подземном комплексе. После застолья у милейшего Евгения Петровича вся команда погрузилась на дрезины и собралась в путь – представляться Ольшанскому, лидеру Метрограда.
Как пояснил Петрович, жилыми сделали не только станции метро, но и огромные подземные торговые комплексы, так что места всем хватало.
В туннелях было темно и сыро, сверху капало, а путь освещали только фонари, установленные на дрезине – на носу и корме. Евгений Петрович предупредил, что даже близкие и обжитые ходы таят в себе немалую опасность: приходят крысы, и не обычные пасюки, а здоровенные злобные твари. Выползают из технических туннелей слизневики, тараканопауки и много еще тварей, не имеющих названия. И, хотя туннели метро завалены, чтобы преградить дорогу к Метрограду нежелательным гостям, случаются набеги одичалых Троещины, непонятно, как перебирающихся на Правый берег, мародеров и заезжих бандитов. Слишком много выходов на поверхность – все не закроешь…
С остальными линиями метро подземный комплекс сообщался в районе станции «Площадь Льва Толстого» – Бандерольке это название ни о чем не говорило, но вот на станцию метро посмотреть было забавно.
Туннель внезапно стал выше, по правую руку оказался какой-то постамент, за ним в полумраке – станция была освещена – угадывались какие-то арки, слышались человеческие голоса, несло подгорелым жиром и свиным навозом.
– Можно посмотреть? – спросила Бандеролька. – Пожалуйста. Я никогда не была на «станции метро».
– Давайте, – легко согласился Евгений Петрович, – проведу вам экскурсию. Здесь у нас просто, если можно так выразиться, площадь. Место общественное, спокойное – за спиной километры обжитых туннелей, заставы, охотники на крыс, патрули. Впереди – Метроград, столица… Пойдемте, посмотрим.
Они высадились на постамент, названный Петровичем «платформой», и нырнули в арку.
Зрелище Бандерольку поразило, но отнюдь не в хорошем смысле этого слова. От духоты у нее закружилась голова, от смешения запахов – защипало в носу. Они оказались в рукотворной пещере, не очень высокой и совсем не широкой, в которой кишели люди. Сотни людей. В проемах арок, отделявших платформу от путей, стояли лотки с товарами и палатки. На стенах развешены были тусклые электрические лампы, дребезжал где-то генератор, отовсюду доносилась музыка, смех, споры. Жарилось на углях мясо, нанизанное на шпажки, сновали под ногами дети… Словом, обычная ярмарка, только загнанная в тесноту подземелья.