Оно увеличилось в размерах. Подернулось трескающейся коркой, но вздыбилось и перехлестнуло через край бывшего бассейна, и трава на подступах пожухла. Теперь субстанция двигалась – пенно, неотвратимо, хотя и очень медленно.
– Мы его активизировали, – убитым голосом констатировал Карачун. – Оно на тепло реагирует.
– Отходим! – осознав, что отряд в опасности, Бандеролька перехватила командование. – Живо.
Приказывать дважды не пришлось. Бравые севастопольцы и опытные листоноши ломанулись обратно в заросли и остановились только метров через пятьдесят, тяжело дыша. У Бандерольки стучало в ушах.
– Все живы? – спросил Карачун.
Ему хрипло, но дружно, ответили, что все.
– Привал, – решила Бандеролька. – Давайте пораскинем мозгами.
И без Кайсанбека Алановича было ясно, что жечь субстанцию не стоит. Расстреливать живую, дышащую кашу, скорее всего, бесполезно. Но остановить ее нужно. Ветки там, где осталась тварь, подозрительно трещали, как под гусеницами танка. Бандеролька порадовалась, что взяла с собой так мало добровольцев.
– Попробуем тварь замочить, – предложил Воловик, – любым доступным способом. Может, ее в прямом смысле водой полить?
– Нет, – выступил адвокатом дьявола Зиняк, – если она от дождей не сдохла, это не поможет.
– Расстрелять? – подбросил идею Воловик, и тут же сам ее отмел. – В кисель стрелять – гиблое дело…
– Взорвать! – осенило Карачуна. – Если она и может поглотить энергию пламени, то при взрыве…
Бандеролька задумалась. Неправильно выбранная стратегия чревата тем, что все здесь останутся, а тварь разрастется и захватит Острог. Риск слишком велик. С другой стороны, ничего не предпринимать – обречь жителей Карантинного острова на смерть. Наверняка и без вариантов. И принимать решение предстоит ей, Бандерольке, и ответственность ляжет на нее…
– Хорошо, – она поднялась и сняла огнемет. – Поступаем так. Я беру гранату. Кстати, кто взял гранату? Ага, спасибо, Карачун, я знала, что ты запасливый. Давай ее сюда. Давай, давай, пока что я – глава клана, и ты обязан подчиниться. А теперь, друзья, вы уматываете на берег так быстро, как можете. Я остаюсь. Попробую ее убить.
– Фига, – отреагировал Воловик.
Зиняк и Карачун кивнули, соглашаясь с ним. Бандеролька опешила.
– Извольте повиноваться, господа!
– Ага, а нас потом Контейнер притопит, – резонно заметил Карачун. – Нет уж, подруга, вместе пошли, вместе и вернемся. Или не вернемся. Можешь потом нам хоть публичную порку устроить, хоть изгнание.
– А мы вообще не листоноши, – напомнил Воловик и подпрыгнул на месте от нетерпения. – Знаете, что? Этот кисель прогорклый хотя бы в голову не «торкает» – и то хорошо. С остальным можно справиться. Раз уж мы вплотную подошли и живы остались…
– А может, вовсе не каша заразу распространяет? – спросил Зиняк. – Может, эта биомасса только локальную опасность представляет?
– Да вряд ли, – отмахнулась Бандеролька, – куда птицы подевались? Думаешь, кто-то еще здесь притаился? Не плоди сущности.
– Верни гранату, – попросил Карачун.
Бандеролька завела руки с оружием за спину – на всякий случай – и отрицательно замотала головой.
Ребята подозрительно переглянулись. Она ничего не успела, да и не смогла бы, сделать: Воловик прыгнул сбоку, Зиняк прошел в ноги и повалил, а Карачун уже выкручивал руку, отбирая оружие. Бандеролька валялась на земле, и смотрела на друзей – в желтых костюмах, испятнанных зеленым солнечным светом, пробивающимся сквозь заросли, и чуть не плакала от безысходности.
– Подержите командира, – буднично посоветовал Карачун. – А я сейчас. Если что…
Ее охватило тревожное чувство повторяемости. Пошта остался в Цитадели прикрывать отход… Сейчас вот в неизвестность уходит Карачун. Она попробовала дернуться, но севастопольцы держали крепко, и Бандеролька попыталась воззвать к их совести:
– Я же – глава клана!
– Вот поэтому, – пробурчал Карачун, – ты нам и нужна живой. Ну, я пошел.
Дальше все было очень буднично и очень страшно. Бандеролька зажмурилась, но зеленые тени скользили по векам, и трещал зарослями уходящий прочь Карачун. Моряки крепко держали ее, не давая вырваться и кинуться следом.
Карачун отчитывался о том, что видит, и в мертвенной тишине сада разносился его голос, усиленный громкоговорителем:
– Все по-прежнему, похоже, движение заразы остановилось. Следов не вижу. Иду дальше. Слышу треск. Кажется, движется в мою сторону. Принял решение выждать минуту. Отсчитываю. Шестьдесят. Пятьдесят девять.
– Во дает, – пробормотал Воловик.
Перед закрытыми глазами Бандерольки вместо мельтешения пятен возникла картинка: вот Карачун, небольшой, крепко сбитый, но очень подвижный и ловкий, пробирается сквозь заросли…
* * *
Карачун пробирался сквозь заросли. Это в компании легко и весело, когда Зиняк орудует мачете, Воловик настороженно сопит в ожидании приключений, а Бандеролька контролирует обстановку. Одному на верную смерть идти вообще ни фига не весело. А в том, что впереди – верная смерть, он не сомневался.
Достаточно уже повидал, чтобы понимать: этот кисель, распространяющий инфекцию, просто так не сдохнет, заберет с собой по возможности больше врагов.
У знания не было рационального обоснования, и вовсе не жалел листоноша Карачун о прошедшей жизни. В конце концов, жены нет, детей нет, товарищи оплачут – и пойдут дальше, много пришлось пережить листоношам в последнее время, еще одна потеря ничего не изменит. И кто бы пошел вместо него? Девчонка, волею судьбы ставшая главой Клана? Да Карачун бы себе этого в жизни не простил! Пацан Воловик? Такие вот мальчишки и заставляют верить: не зря живут листоноши, есть надежда у человеческой цивилизации. Зиняк? Хороший парень. Без него не вернуться Воловику с Бандеролькой в Острог. Так и получается – лучше идти Карачуну.
– Пятьдесят, – считал он вслух, надеясь, что друзья его слышат – все не столь одиноко.
Под счет «тридцать» каша выперла из джунглей.
Она двигалась плавно, исполненная тупой силы, как гигантская амеба, только неоднородная, комковатая. По прелым листьям, между корней, бурлила вязкая слизь. Слышнее стал треск ломающихся веток. Карачун поднял обе руки и снял шлем защитного костюма – ему уже не страшна была смерть от заразы.
– Вижу противника. Уходите к лодке, я действую.
В нос ударило смрадом тлена и гнили. Карачун дал очередь из автомата по псевдоподиям, и тварь замерла, будто бы даже втянув отростки. Он успел улыбнуться, и тут слизняк, будто переварив пули, попер в наступление. Скорость резко увеличилась, но между стволами и корнями по-прежнему мелькали лишь фрагменты, и тела, центра не было видно. Карачун понял, что швырять гранату вслепую – значит, еще больше раззадорить тварь.