— Но тебе приходится платить за комнату, а зарабатывать ты ничего не зарабатываешь.
— Не зарабатываю.
— Как же дальше-то будет?
Абель:
— Если меня что и огорчает, так это костюмы, на которые ты подбила меня осенью и весной. Для меня они слишком дороги.
— Ну, это ты не серьезно. Одеваться должны все.
— В Кентукки мы не получали счетов от портного.
— Ты был бы вполне красивый мужчина, если бы хоть немного больше следил за собой, — сказала Лолла и покраснела. — У тебя глаза теплые.
Абель поморщился и сказал, что последний раз в жизни заказывает себе такую роскошную одежду. Да еще кто-то сыграл с ним недобрую шутку и стащил у него револьвер. Он, конечно, может завести себе другой, но это и будет другой, а из того револьвера была убита Анджела. Тут он вспомнил, что ему следовало бы послать денег Лоуренсу, тому, что сидит там, в Америке.
— А ты разве еще не послал?
— Нет, послал.
— И сколько?
— Не знаю, ему надо было послать много.
— Ты послал, — вскричала Лолла, — я вспомнила, ты послал!
— Правда послал?
— Ну да, я еще ходила с тобой.
— Хорошо, но этого мало. Ты ведь уговорила меня послать поменьше. Сама подумай: он сидит в тюрьме, ему нужен новый адвокат, ему нужны свидетели, и все стоит денег. Он ничего не добьется с пустыми карманами.
— Только не уезжай и не превращай себя в посмешище.
Молчание. Абель сидел, стиснув руки. Потом в нем словно вспыхнула искорка жизни. Он сказал:
— Весной я кое-что предприму.
Лолла, на мгновение опешив от радости:
— Да? Ты серьезно? Благослови тебя Бог, сделай так, Абель, предприми хоть что-нибудь. Ничего более радостного я давно не слышала.
Благие намерения, благословенные намерения. Весна пришла, и лето пришло, но все оставалось по-старому. Абель, как и прежде, жил в «Приюте», а время уходило. В городке тоже все оставалось тихим и неизменным, разве что несколько человек родилось и несколько умерло. И водопад оставался прежним, а лесопильня стояла, каботажный пароход совершал свои рейсы, тридцать туристов посетили город, иногда причаливал барк и грузил швырок для Вестланда. «Воробей» ходил по своему маршруту, капитана Ульрика так и не удалось спровадить, — словом, все шло по-старому. Только в Абеле больше не вспыхивали искры жизни.
— Лолла, как по-твоему, после моего отца остались всякие диковины и вообще старый хлам. На кой они нужны?
— Зачем ты это говоришь?
— Они стоят в сарае, а мы могли бы превратить их в деньги.
— Пожалуй что и могли бы, — сказала она задумчиво.
— Половину получишь ты.
Лолла, сердито:
— Не желаю я никакой половины.
— Молчи лучше. А ведь правда, все там лежит без толку, а мы могли бы превратить это в деньги. И ты получила бы половину.
— Я уже сказала, что не желаю никакой половины.
— Молчи.
Лолла, со злыми слезами:
— Я не желаю иметь ни половину, ни целое, вообще ничего, понял? Я каждый месяц получаю пенсию, и мне хватает. Но есть еще одно дело, о котором я раньше не хотела тебе говорить: когда твой отец продал моторку, он попросил меня отправить тебе деньги за нее, но я этого так и не сделала. Я тогда выплачивала банковский заем, и деньги были нужны мне самой.
— Ты на меня сердишься? Лолла, ты на меня сердишься? Ну зачем ты? Мы должны быть ко всему равнодушны и безразличны, так и время пройдет.
— Да, так проходят дни и годы. А мы ничего не делаем. Так и вся жизнь пройдет.
Абель кивнул:
— Было время, когда я собирался что-то совершить, только сразу у меня ничего не получилось. Но если что-то не получается сразу, то вполне может получиться на другой год.
— А почему не теперь?
— Ну не знаю. Потому что на дворе конец лета. А я всегда представлял себе это именно весной. Не в один год, так в другой.
Лолла в отчаянии закричала:
— Абель, ты погибнешь!
Абель, с улыбкой:
— Не горячись так, Лолла!
И вот настала осень с холодным ветром и облаками пыли.
Ольга вышла ему навстречу из-за угла. Она была покрыта пылью и выглядела усталой.
— Добрый день, Абель! Давай присядем.
— Ты устала? Может, тебе лучше поехать домой?
— Нет, давай найдем скамейку.
— Здесь так пыльно.
— Ты что, не решаешься со мной говорить? — спросила она. — Мы не так уж и часто разговариваем, я думаю, года два прошло. Ну, как поживаешь, Абель? Ты хорошо выглядишь. А вот я в полном отчаянии. Я далеко ходила и сейчас возвращаюсь домой. Правда, у меня ужасный вид?
— Да нет, если только немного сотрешь пудру и краску.
— Ты помнишь, как однажды хотел мне подарить браслет?
— Который ты не захотела взять.
— Золотой браслет. И теперь я хочу его взять.
— Теперь?
— Да. Мне нужен браслет, чтобы хоть как-то скрасить мою жизнь.
— Хорошо, я его достану, — сказал Абель.
— Правда достанешь? Ах, Абель, какой ты милый! Ведь если подумать, это же мой браслет, вот я и хочу попросить, чтоб ты сходил туда и забрал его.
Абель кивает:
— Конечно, если он никуда не делся.
— Нет. Я много раз бывала в церкви в этом году и смотрела. Так ты понял, Абель, что теперь я охотно приняла бы его в подарок?
— Да, по той или иной причине.
— По вполне определенной причине.
Абель ничего не имел против такого дела, и, когда он направился к церкви, ноги сами несли его. Месяц был на ущербе, казалось, будто он, лежа на спине, плывет к облакам. Ни птички, ни одной живой души на церковной горке, лишь из прорезей колокольни время от времени доносится посвист. Хороший вечер. Если бы кто-нибудь попался ему навстречу в воротах и спросил, куда это он держит путь, Абель ответил бы с хитрецой: «Эх, знал бы ты куда!»
Он хорошо ориентируется здесь, подходит к окну и пытается заглянуть сквозь него — на месте ли браслет. Но с такого расстояния и при таком слабом свете углядеть его невозможно. Он окидывает взглядом кладбище. Крумова вдовица не сидит здесь больше и не горюет, как в прошлый раз, она и сама умерла. Сейчас здесь никто не сидит, осень, холодный ветер, самый подходящий вечер.
Он начинает сверлить, инструментов у него при себе немного, сверло да тонкая стальная пластинка, чтобы поддеть оконную скобу. Все сделано быстро, недаром у него такие искусные руки, и уж верно ему доводилось иметь дело с окнами более сложными. Потом он подтягивается на руках и боком проскальзывает внутрь. Всего лишь несколько движений бедрами, детская игра. Да и вся затея не более чем игра, до смешного легко влезть и снять браслет и вылезти обратно, настолько легко, что Ольга вполне могла бы это сделать и сама.