Однако только лишь одно состояние железных дорог в бывшей Польше и в Прибалтике вовсе не исчерпывает важнейшего вопроса о состоянии транспортных коммуникаций на театре военных действий. Обе стороны, и Германия, и СССР, развернули подготовку транспортной инфраструктуры к переброске войск. Без этого было бы очень трудно обеспечить сосредоточение противостоящих войск и провести подготовку их к сражению.
Это важнейший вопрос, который во всей обширной научной и публицистической литературе о войне почти не получил нормального освещения. Кое-где в работах встречаются отдельные упоминания железных дорог, но, насколько можно судить, никто до сих пор не проводил попытки сравнения подготовки железных дорог к войне на советской и на немецкой территориях. Для Марка Солонина, как и для всех остальных ревизионистов, этот вопрос вообще не существует, они строят свою аргументацию так, словно бы Красная Армия могла сама собой перемахивать через поля, леса, реки и болота, и транспорт ей был не нужен. Между тем изучение транспорта позволяет судить, какая сторона была реально готова к нападению на 22 июня 1941 года.
Понятно, почему ни Марк Солонин, ни Виктор Суворов, ни кто-то еще из числа их сторонников не рассматривают транспортный вопрос. Даже обзор довоенного состояния железных дорог Польши и Прибалтики наглядно показывает, что немцы имели очень весомое транспортное преимущество и реально могли быстро сосредоточить свои войска в ударные группировки, обеспечить их снабжением, то есть опередить Красную Армию в развертывании. В свете этого факта абсурдно говорить о том, что Красная Армия «вот-вот» готовилась напасть. Но, как мы уже видели и не раз, у Марка Солонина и Виктора Суворова подход простой – если факт не укладывается в теорию, то тем хуже для факта.
Но просто сложившееся еще до 1939 года немецкое транспортное преимущество – это только часть объективных условий событий июня 1941 года. На положение серьезное влияние оказала подготовка железных дорог к войне, которая в начале 1941 года развернулась по обе стороны советско-германской границы.
Немецкая подготовка к нападению
После утверждения плана «Барбаросса» в оккупированной Польше развернулись масштабные работы по подготовке к нападению на СССР, которые включали в себя расширение транспортной инфраструктуры, создание складов, казарм, мастерских, ремонтных заводов, госпиталей и других подобных объектов. В советской и российской литературе эту подготовку к нападению всегда характеризовали очень скупо, еще скупее, чем даже подготовку РККА в Западной Белоруссии и Западной Украине. Виктор Суворов и Марк Солонин вообще об этом не говорят ни слова по довольно очевидной причине. Масштаб и продуманность этой немецкой подготовки к нападению были таковы, что на фоне этого Красную Армию невозможно будет обвинить в каких-либо агрессивных замыслах.
Тем не менее, несмотря на умолчания, на этот процесс можно посмотреть глазами разведчиков пограничных войск НКВД СССР, которые действовали и имели агентуру как раз в приграничной полосе. В течение года, с июня 1940 по июнь 1941 года, им удалось собрать много интересной информации. Если собрать все сведения, конечно, неполные и неточные, в общую картину, то она выходит такой.
Переброска немецких войск на восток отмечается с июня 1940 года. В это время начинают прибывать пехотные части, которые размещаются в приграничных районах: Тильзит, Мемель, Сувалки, Остроленка, Седлец, Люблин, Кросно, Пшеворск [80] . Все эти пункты расположены вдоль границы. После войны стало известно, что в это же время началась целая череда частичных мобилизаций 25 призывных возрастов (с 1896 по 1921 год рождения) в Германии, а также немецкого населения на оккупированных территориях. С 1940 по май 1941 года немецкая армия увеличилась с 3750 тысяч до 7300 тысяч человек, в том числе в сухопутных войсках 5200 тысяч человек [81] . Летом 1940 года из Франции в Польшу были переброшены 4-я, 12-я и 18-я армии общей численностью в 500 тысяч человек. Столь резкое увеличение Вермахта есть немаловажный факт. Марк Солонин постоянно намекает, что резкий численный рост Красной Армии, мобилизация, формирование новых дивизий – это свидетельство агрессивных замыслов. Того факта, что и Вермахт за год до нападения на СССР также претерпел столь же резкое увеличение в два раза по численности, он просто не замечает. А зачем? Ведь этот факт роста Вермахта разрушает всю его теорию о «советской агрессии».
Но вернемся к разведсводкам. В декабре 1940 года становится известно о строительстве аэродромов с подземными ангарами в приграничной полосе на удалении 25–50 км от границы. В феврале 1941 года было уточнено их расположение. Сколько всего сказано об «агрессивных планах», выражавшихся в строительстве бетонных аэродромов. На этой основе делались предположения о сроках «агрессии против Германии». Вот Марк Солонин рассуждает: «Может быть, бетонные «непромокаемые» аэродромы стали нужны в преддверии осенне-зимней войны?» [82] . Однако при этом строительства капитальных немецких аэродромов вблизи границы Солонин совершенно не замечает.
Разведсводки зафиксировали также и транспортное строительство. В феврале 1941 года пограничной разведке стало известно о расширении пропускной способности железной дороги Седлец – Плятерово, идущей в сторону советской границы на участке между Брестом и Белостоком. На ст. Немойка вблизи границы был оборудован крупный разгрузочный узел, включающий в себя семь путей по 70 вагонов. Одновременно здесь могло разгружаться 490 вагонов, или 7,3 тысячи тонн грузов. Даже по нынешним меркам это немало. На станцию Малкино, на самой советско-германской границе в направлении Белостока прибыли стройматериалы для расширения [83] . Вообще, как известно по немецким материалам, руководству Восточных дорог (Ostbahn) Верховное командование Вермахта в октябре 1940 года, согласно приказу от 9 августа 1940 года, направило целый план потребного железнодорожного строительства в рамках программы «Отто» – подготовки к вторжению в СССР, который должен был быть завершен к 10 мая 1941 года [84] . Строительные работы, к январю 1941 года выполненные на 2/3, из-за суровой зимы затянулись, и план был выполнен лишь к 15 июня. Это обстоятельство внесло свой вклад в перенос нападения на СССР на конец июня 1941 года и был, пожалуй, гораздо весомее всех остальных причин отсрочки нападения до 22 июня.