Но чтобы вот так…
Усевшись на фанерный ящик, я поставил перед собой чемодан, отвинтил неприметную плоскую крышечку рядом с ручкой и, подмигнув директору, заглянул в дырку, сунул палец в черную пустоту, дунул в нее. Внутренность чемодана отозвалась утробным гулом. Приблизившись к отверстию, я шумно втянул воздух. Прислушался, словно ожидая обнаружить в чемодане какие-то признаки жизни. Снова посмотрел на директора – вот так, мол, ничего хитрого.
Взяв из ящика крайнюю бутылку, я одним движением сорвал алюминиевую нашлепку, открыл еще одну бутылку и перевернул их горлышками в дыру. Послышалось волнующее бульканье внутри чемодана.
– Хитро, – одобрительно сказал директор.
– Ребята в мастерской сварили. Они и черта сделают. По пятому разряду работа. А что, нет? Рассчитали канистру с точностью до десяти граммов. А чемодан – местного, сахалинского производства.
– Не отказался бы и я от такого чемоданчика… Поменьше бы вот только. Литров этак, – директор задумался, будто уже выбирал чемодан с канистрой, – литров этак на десять. Да, около того. В самый раз.
Я опустил в железные гнезда ящика пустые бутылки, открыл еще две, потом, подумав, принялся открывать все подряд.
– Ладно уж, – сказал директор. – Помогу. – Он приставил поближе ящик из-под крабов, тяжело сел и, не торопясь, начал открывать одну бутылку за другой. Минут через пятнадцать все было закончено. Последние две поллитровки с пустым, обесчещенным звоном опустились в проволочные гнезда. На полу тихо светилась белая горка алюминиевых пробок.
Директор не выдержал и заглянул в дырку чемодана. Водка плескалась у самого среза.
– Точный расчет, – похвалил он неизвестных мастеров.
– Если до капли выливать, то вообще с верхом было бы… Но и так булькать не будет. – Я сдул с резиновой прокладки невидимые пылинки, накрыл ею дыру и намертво завинтил крышку.
– Век живи, век учись, – задумчиво протянул директор. – Ну ладно, пошли рассчитываться.
Я уезжал последним поездом на Оху. Следующий отходил через неделю – как только закончился тайфун, нашли под снегом занесенные поезда и расчистили дорогу. Рельсы лежали на дне снежной траншеи глубиной не менее трех метров.
Но все равно я опоздал – к моему приезду в Погиби свадьба расстроилась. Но когда жених и невеста увидели мой чемоданчик, любовь в их сердцах вспыхнула с новой силой. И все получилось просто замечательно. Мы пили за нефтепровод, который проложили под Татарским проливом, за мыс Лазарева, до которого все-таки добрались, за камешки, которые потехи ради бросали в пролив Лаперуза, и даже за далекий теплый Карадаг выпили, за Чертов палец, будь он неладен! Со стороны моря он смотрится указующим перстом, торчащим из земли, будто какие-то неведомые силы пытаются остановить, предупредить, предостеречь глупых, влюбленных людей от поступков отчаянных и безрассудных.
Он неожиданно возник рядом со мной и некоторое время шел молча, удостоверившись лишь в том, что я заметил его. Потом коснулся рукой моего локтя, еще помолчал и наконец заговорил.
– Ты это… Не имей на меня зуб, ладно? – Он улыбнулся почти как прежде, почти по-приятельски, грустно и заговорщицки, виновато и слегка шаловливо. – Так уж вышло… Куда деваться…
– Да ладно, чего уж там… – Я пожал плечами и шел дальше с таким расчетом, чтобы встречные попадали на него, чтобы они отсекали его от меня. Он произнес некие слова, которые показались ему необходимыми, я ответил то, что мне показалось уместным. Казалось бы, все. Но ему захотелось еще что-то произнести или, говоря точнее, – еще что-то от меня услышать.
И он снова заговорил.
– Понимаешь, не часто приходится в таком вот положении, а если откровенно, то вообще первый раз… Но, как говорится… Ладно, прости, старик. Считай, что я прошу прощения.
– Считать? А на самом деле? – Я кажется, улыбнулся. Хотя мое положение было далеко не радостным, и виною тому этот вот человек – в возрасте, подтянутый, деловитый, лысоватый, напористый. Он даже извинялся напористо, решив, видимо, все-таки добиться от меня слов, которые бы освободили его и позволили жить дальше. Легко и беззаботно.
– Слушай, я поступил паршиво, я это знаю, и ты знаешь… Скажем, недостойно. Виноват. Прошу прощения.
– Пожалуйста! – сказал я легко и даже с некоторым великодушием. Дескать, о чем речь, подумаешь, какой пустяк – прощение! Нет проблем! Тебе нужно мое прощение? Да хоть тысяча! Вот так примерно я ответил. Но он почувствовал пренебрежение, в моем ответе все-таки что-то такое было. Но если уж он поступил со мной вот так, то почему бы мне и не проявить к нему хотя бы такой вот легкости. Не желаю я озадачиваться его душевными терзаниями, не желаю!
– Значит, ты меня прощаешь? – настаивал он.
– Конечно! – ответил я, не замедляя хода и лишь искоса взглянув на него вполне доброжелательно. Примерно так смотрит папа римский на многомиллионную паству у его ног.
– Видишь ли, – продолжал он, – мне бы не хотелось, чтобы наш разговор был формальностью. Я действительно поступил не самым лучшим образом и искренне об этом сожалею.
– Ну я же говорю… – Я уже тяготился этим разговором, но в то же время мне все-таки хотелось, чтобы он продлился. Куда деваться, не часто к нам подходят с таким вот покаянием. – Ты сказал, я ответил… Все в порядке.
– Как тебе сказать… Хочется оставаться порядочным человеком. Иначе все теряет смысл.
– Ну и прекрасно! И оставайся, кем хочешь. Ты извинился, я что-то там произнес, и мы спокойно продолжаем наше движение по жизни. В чем дело-то?
– Я чувствую в твоих словах двусмысленность! Вроде ты говоришь одно, а имеешь в виду другое…
– Ничего не понимаю! – я, похоже, начал яриться. – Чего ты от меня хочешь? Прощения? Пожалуйста! Понимания? Сколько угодно! Сочувствия? И в этом не могу тебе отказать. Забыть то, что произошла? Но это невозможно. Хочешь, чтобы я думал о тебе, как прежде? Давнее мое отношение к тебе позволяет мне пообещать и это. Сделать вид, что ничего не произошло? Сделаю такой вид, прикинусь, притворюсь, буду радостно встречать тебя и трепетно махать рукой при расставании, время от времени смахивая слезы со щеки. Только что мы с тобой исполнили некий ритуал, показали друг другу, что люди мы вежливые, прекрасно понимаем суть случившегося. Тебе что-то понадобилось, ты принес меня в жертву и получил желаемое. Дав при этом понять, как высоко меня ценишь, как долго готов меня терпеть, за что готов выменять… Или променять. Выгода, которую ты получил, достаточно высока, но за пустяк меня продал, и я, естественно, должен быть польщенным, чувствовать к тебе благодарность. Все на местах, все отлично. Не переживай. Такое бывает со многими, и со мной это тоже не впервой. Меня время от времени… как бы сказать поделикатнее… сносят. Или, как сейчас говорят, кидают. И ты вот не удержался. Видно, я представляю собой некий соблазн, произвожу впечатление человека, которого не грех для пользы дела заложить, предать или как там у вас это называется…