Рухнув на пол, я мотнул головой, приходя в себя, и эта мимолетная задержка едва не стоила мне жизни. Пулеметчик прочертил крышу двумя длинными очередями по диагонали – крест-накрест. Полетела пыль и деревянные щепки, чердачное помещение осветили тусклые лучи проникшего сквозь пробоины света.
Я рванул к лестнице, навстречу устремилась новая дорожка пулевых отверстий, и лишь в самый последний миг мне удалось отскочить в сторону. Влетев в кучу какого-то хлама, я повалился на пол и на четвереньках перебрался к люку; дернул его на себя, но тот оказался заперт.
И тут смолкли выстрелы. Предположив, что пулеметчик меняет ленту, я пинком вышиб слуховое окошко, выбрался наружу и бросился к торчавшим над краем крыши поручням пожарной лестницы. Только спрыгнул на верхнюю площадку, и на голову посыпались осколки черепицы; от обстрела меня прикрыла стена. Ненадолго, лишь пока дирижабль не перелетит на новое место, но прикрыла.
И я метнулся вниз по лестнице. Спрыгнул на чахлый газончик и рванул прочь, а над домами так и маячило брюхо дирижабля. Полетели, разматываясь, бухты веревок, но для абордажной команды было еще слишком высоко, и снова загрохотал пулемет.
Я юркнул за угол дома и едва не налетел на стрелка в дождевике. Тот начал оборачиваться, и тогда громыхнул зажатый в моей руке «Цербер». Подручный графа ничком повалился на мокрую брусчатку, вода вокруг простреленной головы враз окрасилась бурым, а я перескочил через него и рванул дальше.
До арки с броневиком посчастливилось добежать, никого больше по пути не повстречав. Отперев кабину, я забрался за руль, завел движок и сразу ударил по газам, а потом столь же резко утопил педаль тормоза, когда по брусчатке перед капотом самоходной коляски стеганула пулеметная очередь.
Броня против стрелков в дирижабле защитить не могла, а гатлинг в кузове был смонтирован с расчетом на поражение наземных целей; задрать к небу его стволы не представлялось возможным.
Я выругался и выскочил из кабины. Забрался в кузов, намереваясь вооружиться ручной мортирой, но взгляд зацепился за длинный деревянный ящик пусковой трубы.
«А почему бы и нет?» – спросил я сам себя, распаковывая короб со странными вытянутыми снарядами, снабженными железными лопастями стабилизаторов. Пусковая труба переломилась пополам, заряд легко поместился внутри. Я щелкнул запорным устройством, нацепил на лицо кожаную маску со стеклянными окулярами – а она-то для чего? – и, сгибаясь под тяжестью оружия, покинул кузов.
Устроив пусковую трубу на плече, я решительно шагнул из арки под открытое небо. Пулемет засверкал дульными вспышками с заметным опозданием, к этому времени в сетчатом прицеле уже мелькнуло брюхо дирижабля, пальцы потянули рычаг, и с ревом и облаком огня из пусковой трубы вырвался реактивный снаряд.
Окуляры маски враз затянуло несгоревшими частицами порохового заряда, а снаряд так и помчался ввысь, оставляя за собой густой дымный след. И грянул взрыв!
Прицел оказался верен, гондолу дирижабля просто разорвало надвое; во все стороны полетели обломки и выброшенные за борт люди. Корпус летательного аппарата оказался пробит сразу в нескольких местах; он начал сдуваться и складываться, но инертный гелий не загорелся, и дирижабль, понемногу ускоряя падение, рухнул куда-то за соседний дом.
Тут уж я медлить не стал. Закинул пусковую трубу в кузов, поднял задний борт и метнулся в кабину. Броневик рыкнул двигателем и вылетел из арки, а там невесть откуда на его пути возникла обгорелая фигура Лазаря. Перед глазами мелькнуло жутко обожженное с одной стороны лицо, а потом самоходная коляска врезалась в вампира, отшвырнула в сторону и помчалась прочь.
Я гнал, пока не стихли полицейские свистки. Пару раз цеплял бортами конные экипажи, однажды едва не въехал в загородивший проезд паровик, но сумел вырулить, лишь чудом избежав серьезной аварии. Понемногу вернулась ясность рассудка, тогда я съехал с оживленной дороги и загнал броневик в первый попавшийся переулок. Вытер пот с лица, успокоил дыхание и достал полученную от дяди фотографию.
Бабушка, мама, загадочная книга и надпись на обороте.
«Моя детка», «Эмиль».
Проклятье! Не каждый день узнаешь, что ты – внучатый племянник императора! Третий в очереди на престол, если не брать в расчет тот немаловажный факт, что у бастардов нет никаких прав на трон.
А значит, дело точно не в дворцовых интригах. Но если герцог на старости лет решил позаботиться о маме, что такого он мог оставить ей в наследство, если из-за этого люди грызут друг другу глотки шестнадцать лет спустя?
«Будущее». Что он подразумевал под этим расплывчатым определением? И почему этим будущим столь живо интересуются малефики и таинственная банда сиятельных?
Что скрывает шифр?
«Что скрывает шифр?» – думал я, ясно отдавая себе отчет, что не узнаю этого никогда. Дядя предусмотрительно оторвал нижнюю часть фотографии с окончанием кода.
Мне до нее не добраться. Но, возможно, и не придется?
Полная запись шифра есть у Лазаря, а он точно не упустит возможности заглянуть на огонек. Ему нужна книга. Книга и моя шкура.
При мысли об этом стало не по себе, но раньше времени паниковать я не стал и поехал в лавку к Александру Дьяку. Когда вампир сунется, у меня найдется, чем его встретить. Судя по обгорелой роже, белый фосфор пришелся Лазарю не по вкусу.
Но, как ни хотелось загрузить в кузов зажигательные заряды и занять круговую оборону в особняке, сбыться этим планам оказалось не суждено. Броневик и до лавки изобретателя доехал-то лишь чудом – примерно на середине пути из-под капота самоходной коляски вдруг повалил густой белый пар. Пришлось даже высунуться в боковое окошко под дождь из-за полностью запотевшего ветрового стекла.
Виной всему стал пробитый при столкновении с вампиром радиатор; когда загнал броневик на задний двор Александра Дьяка, тот сразу указал причину неполадки и предупредил:
– Придется паять.
– Сколько? – спросил я, не зная, переживать из-за лишних трат или возблагодарить небеса, что отделался только потекшим радиатором.
– Что вы, Леопольд Борисович! – оскорбился изобретатель, прятавшийся от дождя под раскладным зонтом. – О деньгах не может быть и речи!
– Александр! – тут уж пришла моя очередь демонстрировать оскорбление собственного достоинства. – Я не шантажист и не собираюсь доносить на вас полиции вне зависимости от того, на каких условиях продолжится наше сотрудничество и продолжится ли оно вообще.
Владелец лавки кивнул, что-то быстро подсчитал в уме и объявил:
– Пятьдесят франков.
– Годится.
Через заднюю дверь мы прошли в лавку, там я достал портмоне и отсчитал пять десяток.
– Когда можно будет забрать броневик? – спросил, отставив трость к стене и стягивая холодную мокрую куртку.
– Завтра к обеду, – решил изобретатель.