Эх, была не была!
– Пошли ко мне домой, Вальдик… Я получил квартиру. По русскому обычаю её полагается обмыть.
– Давай! – не колеблясь, дал согласие Крюгер.
– Баварского нам явно маловато будет. Прикупим «Жигули»…
– Чего?
– Это – новый сорт советского пива… Не хуже, между прочим, вашенского!
– Я не против…
– Вобла у меня есть…
– Что есть?
– Рыба! Собственными руками пойманная, засоленная и высушенная!
– А… Мы её называем дохлой…
– Да что вы понимаете в русских деликатесах, невежественная немчура!
– А ты – рыбак?
– Еще какой! – хвастливо заверил «обер-лейтенант». – Вице-чемпион Волги!
– А чемпион кто?
– Савченко!
– Знакомая фамилия!
– Мой тренер.
– А…
– Ну пошли… Вон там, за углом, моё жилище!
* * *
– Давай так, ты пьешь наше, а я – ваше! – предложил Вальдемар.
– Не возражаю! Да, кстати, при царе-батюшке у нас тоже была своя Бавария. Тверская.
– Как это понимать?
– Еще в 1887 году австрийский подданный Эмиль Слатинский основал на берегу речки Тверцы первую паровую пивоварню, которую так и назвал – «Тверская Бавария». Сейчас, правда, со своим пивом в Калинине негусто… Это, например, привезли из Самары, пардон, Куйбышева, столицы советского пивоварения!
– Сейчас я его продегустирую! Ну, за фройндшафт?
– За дружбу, камрад, нерушимую и вечную!
Они чокнулись бутылками и принялись пить пиво прямо из горлышка.
– О, эти ваши, как ты говоришь…
– «Жигули».
– Совсем неплохи… Гут! Гут! Ну, где твоя обещанная вобла?
– Держи! – Вялов достал из тумбочки несколько рыбин и положил на стол. Одну из них выпотрошил и начал чистить. Крюгер последовал его примеру.
– Если б у себя на родине я пришёл в пивную с мёртвой рыбой – меня б оттуда выгнали!
– Серьёзно? – искренне удивился Павел.
– В лучшем случае, приняли б за идиота и после трапезы разбили мой бокал – его ведь невозможно будет отмыть! О! Вкусно! Ты сам её ловил?
– Конечно!
– Я бы тоже с удовольствием посидел с удочкой на берегу какой-нибудь речушки. Возьмешь меня с собой, когда потеплеет?
– Непременно.
– А какая еще рыба у вас водится?
– Щука, судак, лещ…
– Они, наверное, вырастают очень большими?
– О, да!
– Я с такими не справлюсь. Мне б помельче… Лишь бы клевало…
– Окунь, ёрш – я тебе такую рыбалку устрою, руки болеть будут!
– Ёрш – это что?
– Сейчас узнаешь!
Вялов ещё раз открыл дверцу тумбочки и нащупал рукой высокое горлышко «Московской».
– Вот!
– Что это?
– Русиш водка! Если смешать её с пивом – выйдет «ёрш»!
– Но ведь ты говорил, что ёрш – это рыба!
– Для кого рыба, а для кого – коктейль! Сам знаешь, в русском языке многие слова имеют двоякий смысл!
Павел нашёл на кухне огромный фужер, граммов, наверное, на триста, и аккуратно наполнил его. Наполовину водкой, наполовину – пивом. Затем сильно ударил дном об стол. Раздался характерный звук: «Чпок»!
– Держи! Пить надо залпом!
– О! Гут! Зэр гут! – испробовав, похвалил Вальдемар. – А ты себе почему не наливаешь?
– Второго фужера не могу найти. Давай сначала ты ещё один, а затем я!
– Давай! – разошёлся немец, доселе ничего не знавший о страшном воздействии на организм горючей советской смеси. – Хар-ра-шо! Дай-ка ещё мне воблы!
– Держи!
– Теперь я приготовлю для тебя коктейль. Смешаю водку с «Баварским».
– И у нас получится «Баварский ёрш»?
– Точно! Вернусь домой – всех буду угощать! – Он доверху наполнил фужер и, как Павел, ударил дном об стол. Да так, что тонкая ножка не выдержала и отвалилась, поранив ему руку. А содержимое выплеснулось на стол.
– С «ершом» надо быть осторожнее! – философски рассудил Павел, бинтуя гостю руку.
Вскоре Вальдемара основательно развезло, и Вялов понял – пора!
– Что это ты меня сегодня ни о чем не спрашиваешь, а?
– Сейчас спрошу… ик! Как там наш мальчик?
– Растёт.
– Я не об этом… ик!
– Снова о войне заговорил…
– Да ну?!
– Точно! Мол, начнётся она 22 июня.
– Знаю! – подтвердил Крюгер, и попробовал напрячь свой помутившийся рассудок. Получилось! Немец вдруг чётко осознал, что таким признанием подставляет под удар своего осведомителя, и попробовал подсластить пилюлю. – Разведка донесла… ик!
– Давай еще по одной!
– Нет. Всё. Больше не могу! Где у тебя туалет?
– По коридору – направо!
Вальдемар поднялся с табуретки и, пошатываясь, пошёл в сортир, из которого до ушей Павла за миг стали доноситься душераздирающие звуки:
– Бэ-э! Бэ!
Зарычал унитаз, смывая чистокровную арийскую блевотину. Полилась вода из крана – видно, Крюгер подставил непослушную башку под спасительную водную струю.
Через пять минут он был как огурчик. Правда, не свежий – малосольный.
– Можно я посплю у тебя полчасика? – спросил виновато потухшим голосом.
– Конечно, камрад, конечно! – удовлетворенно хмыкнул чекист, уже добившийся своего.
* * *
Проснувшись, Крюгер ничего не помнил.
Вялов предлагал опохмелиться, но Вальдемар при виде водки побледнел и чуть было не рухнул в обморок.
Павел проводил беднягу до трамвайной остановки и пешком направился в центр. Было семь часов вечера, но почти во всех окнах управления ещё горел свет.
Крутов тоже оказался на месте. Трезвый.
– Всё, Шура, круг замкнулся. Предатель – Горшков, делай с ним, что хошь!
– Понял. Завтра ты поедешь в Весьегонск и под благовидным предлогом отправишь Борьку в Калинин.
– Не будь горячим, как жидовский борщ! Дельце надо обтяпать с умом, чтобы чики-чики!
– Что ты предлагаешь?
– Мой человек передаст сержанту свежую порцию пророчеств, Горшков побежит сдавать их немцам, и ты возьмешь его с поличным… В противном случае, в моих отношениях с Крюгером может наметиться трещина. А мне это ни к чему.