Брусиловская казна | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

3

17 сентября 1939 года, как и предполагал Сергей Эдуардович Яблоков-Апфельбаум, войска РККА перешли границу СССР и один за другим стали освобождать украинские города и веси, отошедшие к полякам по Рижскому договору.

Только тогда Ковальчуку стал ясен смысл разговора с Яблоковым. И он стал ждать вызова в Москву. А его всё не было и не было…

4

В начале октября Казанцев прибыл в Ковель, откуда до Кашовки рукой подать, и уговорил командира части, к которой он был прикомандирован, съездить на автомобиле в Голобы [30] . Впрочем, долго упрашивать комдива не пришлось: тот прекрасно знал о принадлежности своего гостя к НКВД, а значит, был обязан всячески содействовать ему и помогать; к тому же населённый пункт, до которого хотел добраться чекист, находится по пути в Луцк, где он давно мечтал побывать. Удобный случай осуществить мечту!

Через полчаса Павел Алексеевич попросил остановиться. Теперь ему налево. Через Велицк, Сильце, Пидрижжя…

Когда он тут бывал, эти сёла были заняты противником.

Выбить его оттуда в Первую мировую русским так и не удалось!..

Неожиданно на дорогу, вымощенную грубым чёрным камнем, с правой стороны, вдоль которой находилось бескрайнее поле, выползла ухоженная лошадка, тянущая за собой воз, до краёв наполненный сахарной свеклой.

– Добрый день! – расплылось в благостной улыбке немолодое крестьянское лицо, приветливое, дружелюбное.

– Здравствуйте.

– Вам куды?

– До Кашовки.

– Сидайте, панэ, пидвезу! А то вам ще топать и топать.

– Спасибо.

Казанцев уселся на свободное место рядом с извозчиком и погрузился в раздумья. Но говорливый старик и не собирался оставлять его в покое:

– Вы до нас по работе али как?

– По работе.

– Звидки [31] , если не секрет?

– Из Киева! – не моргнув глазом соврал чекист.

Впрочем, отчасти это было правдой. В столицу советской Украины он прибыл поездом, там, в республиканском НКВД, и оставил на хранение своё удостоверение вместе с офицерским мундиром. Так что теперь на нём был элегантный штатский костюм.

– О! Из самого Киева?! И без охраны.

– Зачем она мне? Я простой человек. Детский доктор, – изложил свою тщательно продуманную легенду Павел Алексеевич.

Кожаный чемоданчик с белым халатом и необходимыми медицинскими принадлежностями, применение которых Казанцев в срочном порядке осваивал всё последнее время под руководством одного из самых известных советских педиатров, покоился у него на коленях.

– То, может, посмотрите моего внука?

– А что с ним?

– Не знаю. Два года, а он до сих пор не разговаривает.

– Но…

– Христом-Богом прошу, панэ дохтурэ…

– Говорите лучше «товарищ». Теперь у вас новая, истинно народная власть. Которая бескорыстно будет заботиться о своих гражданах. А о панах можете забыть. Навсегда. Они остались в том ужасном прошлом, которое больше никогда не вернётся на ваши земли!

– А как вас величать, товарищ…

– Семёнов. Павел Алексеевич.

– Ясно. А я – Тимофей. По батюшке Данилович.

– Очень приятно.

– Значит, заедете к нам в Велицк?

– Непременно.

– А после я отвезу вас прямо в Кашовку.

– Вот и славно!

5

Мальчишка страдал глухотой – это можно было понять и без медицинского образования. Казанцев прочистил ему уши, закапал в них раствор, предоставленный его наставником в числе других эксклюзивных препаратов, и с чувством выполненного долга стал собираться в дальнейший путь.

Благодарные родители пытались всучить ему пару серебряных польских монет, но «дохтур» отказался их принимать, дабы не пятнать светлое имя советских эскулапов.

А вот от предложенного обеда отказываться не стал.

С удовольствием выхлебал миску красного «бурякового» [32] борща и даже выпил несколько чарок прекрасной хлебной водки.

После чего Тимофей Данилович, как и обещал, повёз его к месту назначения.

Только Павел уже не сидел с ним рядом – дремал в предусмотрительно разгруженной телеге, дно которой было заблаговременно устлано соломой; видно, заботливые хозяева прекрасно знали, какое воздействие на организм оказывает их горилка.

6

– Тпру, приехали! – скомандовал извозчик, и пара лошадей застыла у моста, под которым бурлило одно из русел Стохода.

– Что, уже? – потягиваясь, переспросил Казанцев.

– Так точно, товарищ дохтур. Спасибо вам за всё.

– Не за что, Тимофей Данилович. Да, кстати… Не могли бы вы порекомендовать мне какого-нибудь своего знакомого, у которого я мог бы остановиться на дня два-три?

– Зайдите в любую хату, представьтесь, скажите, что вы врач, присланный бесплатно лечить детей, и вас с радостью примут хоть до конца жизни.

– Серьёзно?

– Серьёзней не бывает. Вон там, слева, Леонтий живёт. Бутремчук. У него – пятеро малышей. Погодки. И все болеют… Помогите хорошему человеку – он в долгу не останется.

– Посмотрим.

– Если хотите – можете остановиться у батюшки. Отец Серафим никому из подорожных не отказывает! А может, вам какую вдовушку посоветовать? Ганьку или Параску?

– Нет. Спасибо. Сам разберусь.

– В общем, – не стесняйтесь. В наших домах двери на ключ не запирают. Смело идите в любой из них. А если ещё скажете, что вы от Тимофея Демидюка из Велицка, то вас к тому же напоят и накормят. Меня в Кашовке каждая собака знает, – похвастал напоследок старик. – Я здесь лесником служил у пана!

– Ясно. Ну, до свидания. Как говорится, будьте здоровы.

– Прощевайте, Павло Лексеич!

7

Вечерело. Но в селе бурлила жизнь. Народ праздновал долгожданное освобождение из-под панского гнёта. Из клуба, открытого в господской усадьбе, доносилась народная музыка. Однако Казанцев проигнорировал очаг культуры, отдав предпочтение рассаднику мракобесия – православной церкви, возвышающейся на противоположном берегу Стохода, том, что в Великую войну был занят русскими войсками.