Мы тут же принялись завидовать. Вот это да! Помощник учителя! Вот им повезло-то! Кто бы мог подумать!
В общем, «и последние станут первыми»…
Сразу после разделения класса на звездочки родители-активисты изготовили стенд. На нем красовалось несколько крупных пятиконечных звезд. В центре каждой находился уютный маленький Володя Ульянов-Ленин. В конце каждого лучика помещалась фотография. Командир, физкультурник и т. д.
У шестиконечных звездочек четкая геометрическая гармония отсутствовала. Собственно, они оставались пятиконечными, только между нижними лучиками алел еще один, маленький. Зато с надписью: «Помощник учителя».
Я очень радовалась почему-то, что моя фамилия в журнале в начале списка. У нас была правильная звездочка, не изуродованная лишним лучиком.
Мне восемь лет.
Мы теперь переехали в отдельную квартиру и живем все вместе: три мои тетечки, сестра Женечка и я. Женечку я воспринимаю как родную сестру (и до сих пор она моя любимая родная Женечка).
Итак, мне 8, Женечке 18.
Она уже студентка. Такая красивая, веселая. У нее куча друзей.
— Потому что характер легкий, — объясняет мне Танюсенька. — Все тянутся к ее улыбке и доброте.
А еще она много знает, всегда отвечает на мои вопросы, если мне что-то непонятно. Еще читает мне стихи — она знает наизусть несметное количество стихов и даже сама стихи сочиняет… Еще она играет на пианино, и мы поем вместе.
Весна.
Женечка как-то сказала:
— Вот получу стипендию, пойдем с тобой в Парк культуры.
Я начинаю ждать ее стипендии с немыслимым нетерпением. Парк культуры и отдыха имени Горького! Место счастья. Там столько аттракционов! Там есть кафе-мороженое. Там можно на лодочке покататься… Еще шарики продают, которые сами в небо тянутся — упустишь, могут улететь. Еще пищалки… Много чего.
Вообще-то мы там часто бывали с тетечкой. Но тут я пойду с сестрой! С такой красивой девушкой — в юбочке колоколом, в туфельках на шпильках… Скорей бы! Скорей бы!
Но я стесняюсь спрашивать про стипендию. Мне неудобно. Я знаю — Женька раз сказала, не забудет.
Жду.
В один прекрасный воскресный день к Женьке приезжает ее школьная подружка Элка. Это вообще красавица немыслимая. Женечка черненькая, а Эллочка светленькая. Тоже хохотушка. Две красавицы, на которых я мечтаю быть похожей, когда вырасту. Сразу на двух. Буду тоже в туфельках на каблуках ходить, в юбочке… Все залюбуются, когда увидят…
Женьке и Элке надо о чем-то поговорить. Но они никак не могут. Мешаю я. Я все время верчусь, вклиниваюсь, лезу в их разговоры… Никак меня не отогнать… Они обе терпеливые, добрые… Не гонят. Только ласково просят дать им пару минут поговорить о чем-то важном.
Но я уже завелась. Я не могу от них отлипнуть. Чем больше они просят, тем гаже я себя веду. Прыгаю, кручусь, мельтешу перед их смеющимися глазами.
— Ой! — восклицает вдруг Женечка. — Я ж и забыла! Мне вчера стипендию дали! Пошли в Парк культуры.
Я понимаю, что вспомнила она это только потому, что другого способа от меня отвязаться у подружек нет. Понимаю с первого мгновения. Но радость переполняет меня. Все, как я мечтала, даже еще лучше! Ура!
И вот мы в Парке. Заходим. Красота! Газоны с цветами, деревья, люди нарядные. И музыка, музыка из громкоговорителей. Песня льется. Я все песни знаю. И эту тоже. Это — странная песня. Там дядька поет, а потом хор. Потом снова дядька. Когда хор поет, я всегда с трудом разбираю слова. Но из принципа стараюсь понять. А как пойму — оказывается: выучилась песня. Сама собой.
Слова меня удивляют. Смущают чем-то.
…Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой,
В горе, надежде и радости,
Ленин в твоей весне, в каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне!
Я прекрасно знаю, что Ленин умер. Знаю, что если б он был жив, все у нас давно было бы хорошо — лучше не придумаешь. Так тети говорят. Случается что-то плохое, и они вздыхают: «Был бы Ленин жив, он бы не допустил…» Жаль, что он умер. Но — умер! Лежит в Мавзолее. Очереди к нему стоят — не пробьешься.
А тут хор орет: «Ленин всегда живой»…
Вранье какое-то… Зачем?
Но самое непонятное — это последняя строчка. «Ленин в тебе и во мне!»
Как это? Вот — как это?
Например, Танюся строго следит, чтобы я мыла руки. Несколько раз в день приходится мыть руки с мылом! Потому что иначе можно грязными руками занести в себя микроб во время еды. Это я понимаю. Занесешь микроб, станешь болеть. Живот заболит, горло, ухо, нос… Микробы — это такие невидимые твари, которые залезают в тебя при каждом удобном случае, чтобы принести вред организму.
Но Ленин же не микроб! Как это — он во мне?
Я Ленина с детского сада люблю. Мы книжки про него читали…
Но мне не хочется, чтоб он был во мне. Это меня тревожит.
Женька и Элка тем временем находят для меня аттракцион — карусели какие-то.
— Хочешь?
Аттракцион — ничего особенного. Ну ладно, пусть для начала. Залезаю в люльку — поехали.
Мои красавицы садятся на лавочку и наконец-то в покое обсуждают что-то свое. Смеются… А у меня в голове все орет хор: «В каждом счастливом сне… В тебе и во мне!»
Не постигаю!
Меня слегка укачало (такое случается). Иду к своим на нетвердых ногах.
— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — спрашиваю у Женьки.
— Идем на качели, хочешь на качели? — зовет она.
Ясное дело — они не договорили, им поскорей бы от меня отвязаться.
— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — настаиваю я.
— А вот на эту штуку хочешь?
— Что такое — Ленин в тебе и во мне?
И тут мы подходим к действительно интересному аттракциону.
Там самолет. Садишься в него и взмываешь в воздух. Он летит, потом перекувыркивается… Снова взмываешь…
Это же тоже тренировка героизма! Называется — петля Нестерова. Был такой знамениты летчик, делал в воздухе на своем самолете такой кувырок…
— Сюда хочу!
— Сюда? А не страшно?
— Сюда!
— Уверена?
— Сюда!
Женечка покупает мне билетик. Сами они остаются опять же на скамеечке.
— Мы будем тебе рукой махать, когда ты взлетишь, — обещают мои красавицы.
Я переполняюсь гордостью.
Сажусь в самолет. На заднем сиденье парень. Постарше меня. Лет тринадцать ему будет. Подходит дядька и очень сильно перетягивает меня ремнями крест-накрест.