Против этих умозаключений говорится в каноническом праве (II qu. 5, monomach.) следующее: «Те, которые гонятся за подобным (испытанием), кажутся искушающими бога». Учёные к этому прибавляют, что, следуя указанию Апостола (I Посл. к Фессал.), надо воздерживаться не только от зла, но и от всего того, что кажется злым. Посему в указанном месте канона не говорится: «Всё же, которые гонятся за подобным, искушают бога», но утверждается: «Они кажутся искушающими бога». Так говорится для того, чтобы было понятно, что тот, кто пользуется этим средством, преследует, пожалуй, и правильную цель. Но этого средства надо остерегаться, потому что оно кажется плохим.
Я отвечаю: недозволительность испытания раскалённым железом явствует из двух оснований: во-первых, это испытание употребляется для распознавания скрытых вещей, обнаружить которые может только бог. Во-вторых, о подобном испытании не говорится ни в божественном писании, ни в писаниях святых отцов. Посему в каноне (С. consuluist I, II qu) утверждается: «То, что не основано на писаниях святых отцов, должно почитаться суеверным измышлением». А папа Стефан говорит:
«На основании добровольного признания или на основании доказательств через посредство свидетелей нашему трибуналу дано право судить о преступлениях. Судить же скрытое и неизвестное надо предоставить тому, кто один знает сердца людей».
Между единоборством и испытанием раскалённым железом есть разница. Единоборство скорее приближается к общему характеру прорицаний. Ведь кулачные бойцы совершенно равны по силе и по искусству. А при испытании раскалённым железом мы этого равенства не видим. Хотя для исследования скрытых деяний людей и употребляются оба способа, однако, при испытании раскалённым железом ожидается некоторый чудесный успех, чего нельзя сказать о единоборстве, при котором наступает смерть или одного из борющихся, или обоих. Лишь иногда испытание железом может быть разрешаемо наравне с единоборством, а именно, по желанию владык или светских судей.
Заметь, что, говоря о словах святого Фомы, проводящего это различие, Николай из Лиры в своей библейской постилле (I Цар.), при разборе единоборства между Давидом и Филистимлянином, указывает на то что, при указанном условии единоборство может быть дозволено. Но Павел Бордосский оспаривает это мнение Николая и говорит, что это не соответствует учению святого Фомы и даже противоречит ему. Пусть владыка и светские судьи примут это к сведению. Павел Бордосский утверждает, что единоборство и иные испытания назначаются для раскрытия скрытых вещей, что, однако, должно быть предоставлено божьему провидению. Нельзя утверждать, что единоборство установлено богом со времён схватки Давида с Голиафом. Ведь Давиду бог особым внутренним чувством объявил о том, что он должен сразиться с Голиафом и отомстить за оскорбление, нанесённое богу филистимлянами, как это явствует из слов Давида: «Я гряду на тебя во имя бога живого». Таким образом, Давид был, собственно говоря, не дуэлянтом, но исполнителем божьего приговора.
Во-вторых, судьи должны обратить внимание на то, что при единоборстве обоим противникам предоставлена возможность убить друг друга. Так как один из них невиновен, то таким образом появляется возможность убить невиновного. Это недопустимо в любом случае, так как противоречит божьей заповеди и естественному закону. Все участники: дуэлянты, судьи, советчики должны быть рассматриваемы как убийцы.
В-третьих, надо указать на то, что так как единоборство – это схватка двоих, при которой победой одного из них устанавливается правда одного и неправда другого, то при этом не исключена возможность божьего искушения. Поэтому единоборство, как со стороны вызвавшего, так и со стороны принявшего вызов превращается в нечто недозволенное. Судьи могут другими приёмами привести их к справедливому приговору. Советуя же приступить к единоборству, они тем самым как бы соглашаются на убийство невиновного.
К предмету нашего исследования не относится детальный разбор подобных вещей. Вернёмся к вопросу, касающемуся ведьм, и скажем: если при судебных спорах о воровстве или грабеже не считается дозволенным прибегать к подобным испытаниям, то при суде над ведьмами это тем более недопустимо. Ведь не подлежит сомнению, что ведьмы производят все околдования с помощью бесов, как при нанесении, так и при врачевании ран, а также и при их предотвращении. Нет ничего удивительного в том, что ведьмы с помощью бесов могут быть защищены от ранений при испытаниях раскалённым железом. К тому же, как это утверждается естествоведами, сок известной травы, втёртый в руки, предохраняет от ожогов. Демону свойства трав не открыты. Он может защитить от ожогов как соком подобных целительных трав, так и помещением какого-либо предмета между раскалённым железом и рукою несущего его человека. Поэтому-то ведьмы, меньше чем кто-либо другой, могут считаться очищенными, если они вынесут испытание раскалённым железом. Более того! Тот факт, что обвиняемые требуют подобного испытания, даёт право подозревать их в том, что они – ведьмы. Приведём пример. В Констанцской епархии, года три тому назад, на территории графов Фюрстенберг проживала некая ведьма, о которой ходила очень дурная слава. По требованию многих жителей она была схвачена служителями графа. Свидетельские показания приводили очень много улик против неё. Когда её стали пытать, она потребовала испытания раскалённым железом, чтобы очиститься от подозрения. Молодой граф, неопытный в подобных делах, разрешил прибегнуть к этому испытанию. Ей назначили пронести железо три шага. Она же пронесла его шесть шагов и предложила пронести его ещё дальше. Ничто не препятствовало видеть в этом улику. Ведь никто из святых столь не искушал божьей помощи. Несмотря на это она была освобождена от оков. Она до сего дня живёт спокойно, где и раньше, вводя этим в соблазн верующих.
Ниже мы будем говорить о таком приговоре, который может произноситься светским судьёй и от участия в произнесении которого освобождается, при желании, духовный судья, будь то епископ или инквизитор, а также их заместители. Ведь вследствие того, что колдовская ересь ведьм не представляет из себя чисто религиозного преступления, светской власти не может быть воспрещено разбирать эти дела и произносить приговор (смотри с. ut induisitionis, § prohibemus, de haeret, lib VI).
Относительно окончательного приговора надо сказать следующее: по мнению Августина, приговор не может быть произнесён над тем, кто не сознался в содеянном преступлении. Сознание же может быть двояким: добровольным или под давлением доказательств. Приговор – троякий: временный, окончательный и предписанный (смотри «Суммарную Глоссу» в начале первого вопроса). По объяснению Раймунда, промежуточным приговором называется такой, который относится не к главным пунктам обвинения, но к побочным, выявившимся в течение процесса, таким как отвод свидетеля, признание или отвержение отсрочки и т. п. Окончательным приговором называется такой, который заключает главные пункты обвинения, а предписанный – такой, в котором старший по должности даёт предписание младшему, как надлежит действовать против осуждённого.