В том, что можно описать как отупляющую массовую культуру, бесконечное повторение и почти тотальный информационный контроль корпоративных СМИ оказываются куда более эффективными, чем солидные, хорошо исследованные аргументы, подкреплённые фактами. Надеюсь, все пацифисты понимают, что корпоративные СМИ в такой же мере являются проводниками власти, как и полиция с армией.
Осознав это, многие активисты смотрят в сторону альтернативных СМИ. Но, хотя их распространение и дальнейшая радикализация и являются важной задачей, это не может стать основой стратегии. Очевидно, что, хотя в определённых обстоятельствах альтернативные СМИ могут быть эффективным инструментом, они не способны играть наравне с корпоративными СМИ, прежде всего из-за огромной разницы в масштабах. Многие рыночные и юридические факторы насильственно сдерживают развитие альтернативных СМИ. Доставлять информацию миллионам людей дорого, и нет спонсоров, готовых широкомасштабно финансировать революционную прессу. Замкнутый круг заключается в том, что, пока большинство населения по убеждению извне избегает радикальных источников информации и успокоено культурой самодовольства, лояльной читательской массы для подписки и финансирования реально массовых радикальных СМИ не будет. Помимо давления рынка, существует проблема регулирования и вмешательства со стороны правительства. Радиоволны являются собственностью государства, которое может глушить радикальные радиостанции, сумевшие найти финансирование, или тайно вредить им — и делает это.164 Правительства по всему миру — возглавляемые, разумеется, США — также завели привычку подавлять радикальные веб-сайты путём заключения в тюрьму администратора сайта по сфабрикованным обвинениям или захвата оборудования и отключения серверов на основании некоего расследования по делу о терроризме.165
Второй барьер на пути просвещения людей о необходимости революции — системно закреплённое неравенство в доступе людей к образованию. Большинство людей сейчас неспособны анализировать и синтезировать информацию, бросающую вызов основополагающим мифологиям, на которых основаны их идентичности и мировоззрение. Это правило действует независимо от классового деления. Люди из бедной среды чаще необразованны и содержатся в интеллектуальной среде, препятствующей развитию их словарного запаса и аналитических навыков. Избыточное образование состоятельных людей превращает их в дрессированных обезьян; их старательно научили использовать аналитические навыки только для защиты или развития существующей системы. Они неисправимо скептически, иронически настроены по отношению к революционным идеям и к заявлениям, что существующая система прогнила до основания.
Вне зависимости от экономического класса, к которому они принадлежат, большинство людей в США ответят на радикальные информацию и анализ силлогизмами, морализмом и полемикой. Они скорее поверят политическим обозревателям, аргументирующим расхожее мнение знакомыми лозунгами, чем людям, предоставляющим шокирующие факты и анализ. Чтобы воспользоваться действенным методом корпоративных СМИ, активисты, выбирающие просветительский подход, зачастую упрощают свою информацию до абсурда, чтобы также воспользоваться сполна силой клише и банальностей. Примерами могут послужить антивоенные активисты, заявляющие, что «выступать за мир патриотично» поскольку в сегодняшнем семиологическом поле было бы слишком сложно объяснить, в чём проблема патриотизма (никогда не бойтесь минировать поля!), или сторонники «культуры глушения», стремящиеся подобрать радикальные «мемы».166
Акция против войны в Ираке.
Третий барьер — ложная надежда на могущество идей. Просветительский подход, похоже, предполагает, что революционная борьба — это соревнование идей; что идея, время которой пришло, обладает какой-то особенной силой. Это чистой воды морализм, игнорирующий то, что значительная часть людей на стороне власти прекрасно знает, что они делают — особенно в США. Из-за лицемерия нашего времени люди, получающие выгоды от патриархата, господства белых, капитализма или империализма (практически всё население обеспеченных стран) любят оправдывать своё соучастие в системах господства и угнетения любым количеством альтруистической лжи. Но опытный спорщик заметит, что большинство из этих людей, даже будучи загнанными в угол неопровержимыми доводами, не испытывают прозрения. Нет, они примитивно огрызаются, защищая то зло, которое даёт им привилегии. Как правило, белые люди предъявляют счёт за блага цивилизации и настаивают, что их изобретательность даёт им право на выгоды, являющиеся наследием рабства и геноцида: богатые заявляют, что у них больше прав на владение фабрикой или недвижимостью на сорок гектар, чем у бедного человека — на еду и кров; мужчины шутят о том, что они сильный пол и об исторически гарантированном праве насиловать; граждане США даже тогда, когда у них не получается скрывать истинную природу глобальных экономических отношений, воинственно заявляют, что они имеют право на нефть, или бананы, или труд других людей. Мы забываем, что над новыми стратегиями поддержания существующей структуры власти и повышения её эффективности постоянно работают множество специалистов, будь то учёные, корпоративные консультанты или разработчики правительственных планов. Демократические иллюзии достаточно распространены, и, в итоге, просвещение способно убедить лишь сравнительно малую часть представителей привилегированных слоёв населения по-настоящему поддержать революцию. Привилегированные люди, находящиеся на более высоких уровнях, прекрасно понимают, что и зачем они делают и в чём заключаются их интересы. Когда борьба приближается к метрополии, угрожая тем привилегиям, на которых основаны мировоззрение и жизненный опыт этих людей, ставя под вопрос возможность отделаться комфортной, просвещённой революцией, у них возникают внутренние противоречия. Чтобы провести болезненную, затяжную борьбу, которая уничтожит структуры власти, захватившие самую идентичность людей, народу нужно нечто большее, чем просвещение.
Просвещение не обязательно приведёт людей к поддержке революции, а даже если и добьётся этого, оно не сможет аккумулировать силу. Вопреки максиме информационного века, информация не равна власти. Вспомните, что выражение «Scientia potentia est» («Знание — сила») является дежурной фразой тех, кто уже у руля государства. Информация сама по себе маловажна, но она направляет силу в эффективное русло; в ней заключено то, что военные стратеги называют «эффектом умножения силы». Если мы изначально имеем социальное движение с нулевой силой, мы можем умножать эту силу на любое желаемое число и всё равно в итоге получать большой, жирный ноль. Грамотное просвещение может направить усилия мощного социального движения, как полезная информация направляет стратегии правительств, но информация сама по себе ничего не изменит. Праздно циркулирующая радикальная информация в данном контексте только даёт правительству больше возможности для тонкой настройки своей пропаганды и своих руководящих стратегий. Люди, пытающиеся прийти к революции через просвещение, заливают степной пожар бензином, надеясь, что, питаясь правильным видом топлива, огонь перестанет их жечь.