С другой стороны, просвещение может быть эффективным, как бомба, когда оно интегрировано в иные стратегии. Скажем, многие формы просвещения необходимы для построения воинственного движения и для изменения иерархических социальных ценностей, стоящих на пути у свободного, кооперативного мира. Воинственным движениям приходится много заниматься просвещением, чтобы объяснять, почему они борются силой за революцию и почему они разочаровались в легальных методах. Между тем воинственные тактики дают такие возможности для просвещения, которых никогда не открывает ненасилие. Благодаря их основным принципам корпоративные СМИ не могут игнорировать взрыв с такой же лёгкостью, с которой они игнорируют мирный протест.167 И хотя СМИ будут клеветать на такие действия, но всё же, чем больше образов насильственного сопротивления люди получат через СМИ, тем сильнее разрушается наркотическая иллюзия социального мира. Люди увидят, что система нестабильна и изменения действительно реальны, и, таким образом, смогут преодолеть величайшее препятствие, созданное капиталистическими демократиями с опорой на СМИ. Беспорядки и подрывная деятельность крайне успешно создают бреши в этом доминирующем нарративе стабильности. Конечно, для просвещения людей требуется гораздо большее. В конечном счёте мы должны уничтожить корпоративные СМИ и заменить их полностью самоуправляемыми. У людей, пользующихся различными тактиками, это может получаться гораздо эффективнее благодаря многим оригинальным способам: саботажу корпоративных газет, радиостанций и телевизионных каналов; перехвату контроля над корпоративным медиаканалом и проведению антикапиталистической передачи; защите народных медиаканалов и наказанию агентств, ответственных за их подавление, или экспроприации денег для финансирования и резкого увеличения возможностей народных СМИ.168
Сохранение высокоморальной позиции, что является более открыто-моралистической вариацией на тему той же стратегии, имеет несколько другой набор недостатков, но тоже ведёт в тупик. В краткосрочной перспективе стратегия занятия высокоморальной позиции может быть эффективной, и она легка в применении, когда твоими противниками являются политики, исповедующие господство белой расы, шовинизм и капитализм. Активисты могут использовать митинги, пикеты и различные способы разоблачения и самопожертвования, чтобы показать аморальность правительства на конкретном примере или в целом, и позиционировать себя как праведную альтернативу. Антивоенные активисты движения «Орала» часто используют этот подход.
Как разновидность стратегии борьбы за социальные перемены занятие высокоморальной позиции ослабляется критической проблемой малоизвестности, которую, учитывая барьер корпоративных СМИ, обсуждавшийся выше, трудно преодолеть. Кроме того, в демократиях, опирающихся на СМИ, превращающих основную часть политики в конкурс популярности, люди вряд ли будут рассматривать крошечную, малоизвестную группу как моральный ориентир или образец для подражания. Помимо этого, «высокоморальный» подход обходит проблему просвещения непросвещённого населения, опираясь на существующие моральные ценности и упрощая революционную борьбу до ревностного следования нескольким принципам.
Группа, сосредоточенная на занятии высокоморальной позиции, привлекает потенциальное пополнение тем, чего корпоративные СМИ предложить не могут, — экзистенциальной ясностью и чувством принадлежности. Пацифисты из движения «Орала» и антивоенные голодовщики часто ведут свою деятельность всю сознательную жизнь. Однако корпоративные СМИ — не единственный институт, фабрикующий социальный конформизм. Церкви, «Орден лосей» 169 и бойскауты также занимают эту нишу. Учитывая акцент, который все эти высокоморальные группы делают на принятии внутригрупповой культуры и ценностей, возможность критического дискурса или оценки внутренней морали невелика. Поэтому высокая степень реалистичности и честности вашей моральной позиции даёт мало преимуществ. Большее значение имеет демонстрация этой позиции, и здесь основные моральные институты гораздо сильнее пацифистских групп за счёт доступа к ресурсам. Другими словами, они подняты до более высокой отметки и лучше видны обществу, поэтому в борьбе за приток кадров они побеждают с огромным отрывом. В связи с атомизацией и отчуждением современной жизни существует множество пустот, не заполненных этими моральными институтами, и тысячи одиноких обывателей, по-прежнему ищущих чувства принадлежности, но радикальные пацифисты, в лучшем случае, смогут привлечь лишь меньшую их часть.
Но зато те, кого они смогут привлечь, будут более воодушевлены, чем члены сугубо просветительского движения. Люди на многое пойдут ради борьбы за цель, в которую они верят, за морального лидера или идеал. При этом моралистическое движение имеет больший силовой потенциал, чем просветительское, становясь опасным (возможностью постепенного отказа от пацифизма). Но горе его союзникам. Такое движение будет широко проявлять авторитарность и ортодоксальность, оказываясь особенно уязвимым для раскола. Им также будет легко манипулировать. Возможно, нет лучшего примера, чем христианство, эволюционировавшее от оппозиционного движения до могущественного оружия Римской империи, от пацифистского культа до самой патологически жестокой и авторитарной религии из всех известных человечеству.
В обеих вариациях моралистического подхода к пацифистской стратегии целью является склонение большей части общества к участию в движении или к его поддержке. (Оставим в стороне смехотворные попытки вразумления властей или внушения им чувства стыда, чтобы они поддержали революцию.) Однако и просвещение, и морализм испытывают постоянные проблемы в погоне за этим большинством из-за эффективного структурного контроля над культурой в современных обществах. В том маловероятном случае, если эти трудности удалось бы преодолеть, ни одна из двух вариаций функционально неспособна завоевать больше, чем простое большинство, поскольку занятие высокоморальной позиции обязательно влечёт за собой создание «другого», стоящего ниже, для противостояния ему. Даже если просвещение могло бы стать более эффективным инструментом для работы с привилегированными людьми, оно не сработает против элиты и принуждающего класса, имеющих сильную материальную мотивацию и культурно связанных с системой.
В самом лучшем случае стратегии этого типа приведут к созданию оппозиционного, но пассивного большинства, которое, как показывает история, легко контролировать вооружённому меньшинству (так происходит, например, при колониализме). Такое большинство всегда сможет переключиться на другой тип стратегии, включающий борьбу и победу, но без всякого опыта или даже интеллектуального и морального знакомства с реальным сопротивлением, переход будет труден. В это же время правительство обратится за помощью к легко эксплуатируемым недостаткам, присутствующим в стратегии морализаторства, и таким образом мнимое революционное движение загнало бы себя в ужасно невыгодную битву, пытаясь завоевать сердца и мысли без уничтожения структур, отравивших эти сердца и мысли.
Просвещение и построение этики освобождения необходимы для полного выкорчёвывания иерархических социальных отношений, но есть конкретные институты, такие как суды, школы, армейские учебные лагеря и пиар-фирмы, обладающие структурным иммунитетом к «изменениям в сердце». Они автоматически вмешиваются в жизнь общества, внедряя людям мораль, поддерживающую иерархические социальные отношения, капиталистическое производство и потребление. Лишая себя непацифистских способов усилить движение и ослабить или саботировать эти институты, мы остаёмся в тонущей лодке с маленьким ведром для вычёрпывания воды, хлещущей внутрь через трёхметровую дыру, и притворяемся, что скоро достаточно поднимемся над уровнем волн, чтобы поднять парус и плыть к своей цели. Это похоже на строительство воздушных замков и, по большому счёту, даже не должно считаться стратегией. В краткосрочной битве против строительства по соседству новой угольной шахты или мусоросжигательного завода вполне можно организовать грамотную мирную медиа-стратегию (особенно, если ваша кампания по просвещению включает в себя информацию о том, как шахта навредит привилегированному населению района). Но при стремлении к любым долгосрочным изменениям такие стратегии обычно даже не способны успешно привести к своему неизбежному тупику.