Слова били, словно хлыстом. Я чувствовала себя беспомощной. Так бывает в ночном кошмаре, когда знаешь, что это лишь сон, но не можешь проснуться, и паника достигает предела. Очень и очень страшно. Больно. Ужасно!
– Нет, Грейстон, хватит. Ты больше здесь не командуешь, я не позволю. Хватит. Ты заплатил сполна, ты расплатился болью. Если император не требует… не нужно ничего делать, ничего! Тебе просто нужно покончить со всем этим, с этой работой! Послушай… мы найдем способ, тебе станет легче. Уедем далеко-далеко, будем там воспитывать детей. Галактика обойдется без тебя и точно обойдется без твоей смерти! Мне плевать, кем ты будешь, мне плевать, в каком доме мы будем жить, я согласна жить в какой-нибудь лесной хижине. Не говори таких страшных вещей, пожалуйста!
Он поднялся и запустил пальцы в мои волосы. Я не хотела открывать глаза и видеть этого нового Грейстона, который со мной прощался, который хотел, чтобы меня увезли.
В решающий момент я оказалась слабой. Нужно было звать на помощь отца, Трина, Эргара! Вместе заставить Грейстона поверить, что все будет хорошо, спрятать и уберечь от зла, которое он собирался причинить себе сам. Но у меня просто не хватило сил. Меня слишком долго опекали: сначала отец, потом Грейстон. Я привыкла, что все решают они, и мой мир рушился, когда я увидела слабость любимого мужчины.
Наверное, если бы мне дали окрепнуть и обдумать все, я бы смогла. Смогла его вытащить и заставить снова поверить в будущее. Я могла… могла сказать ему, ради чего он должен жить.
Но времени у меня была лишь секунда, на протяжении которой Грейстон меня целовал. Как он думал, в последний раз. Я почувствовала укол в шею и жуткую слабость.
И не успела ему ничего сказать.
Зара
– Детка, проснись.
Было так тепло и уютно, что я решила не вставать. Наверняка отец опять скажет, что я проспала пары или забыла зарядить часы. Или не сняла на ночь очки. Или еще что-то, ради чего меня нужно поднять в такую рань.
Потом постепенно пришли воспоминания. Сначала я поняла, что отец здесь, на Кларии. Потом болью отозвалось колено, и вместе с этой болью я вспомнила все. А затем поняла, что Грейстон все-таки сумел меня усыпить…
– Грейстон! – Я вскочила с какой-то кушетки.
Оглядевшись, поняла, что нахожусь на… корабле.
– Нет! – Я бросилась к иллюминатору. С упавшим сердцем всмотрелась в черноту. Тщетно, конечно. Ни Кларии, ни ее спутников я не увидела. И с трясущимися руками села на холодный пол. Сколько я спала? Грейстон собирался… Неужели он решился на это? Вот так просто меня оставил?
Я не хочу понимать, необходимо это или нет!
Рыдания вырывались с трудом, мне не хватало воздуха. Отстраненно, словно все происходило не со мной, я почувствовала, как отец подхватил меня на руки и усадил на койку. Я дернулась, не желая чувствовать его прикосновений.
– Как ты мог?!
Отчаяние сменилось яростью. Я буквально ненавидела отца, который сделал это! Он увез меня от Грейстона, не дал ему помочь!
– Зара, послушай…
– Я! НЕ! ХОЧУ!
Я попыталась выскочить из каюты, потому что эта замкнутая мрачная каморка вызывала во мне желание что-нибудь сделать! В первую очередь с собой! Энергия так и бурлила, подпитываемая болью и осознанием, что все кончено. Я никогда его больше не увижу. Не услышу его «Звездочка», не увижу редкую улыбку. Да плевать я хотела на его преступления! Он сполна заплатил за собственную ошибку!
– Зара! – Отец не выдержал и прикрикнул на меня.
Обычно это действовало, и я успокаивалась. Но теперь я ожесточенно принялась дергать и толкать дверь, пытаясь понять, как она открывается.
– Зара, успокойся! – Голос отца становился все суровее и суровее.
– Ты говорил с ним! – наконец бессильно выдохнула я. – Он сказал, что ты меня увезешь, он усыпил меня! Ты хоть знаешь, что он собирается сделать?! Ты представляешь, на что он решился?! Ты же сам сказал, что видишь, как мы друг друга любим! Тогда почему?! Почему ты его не отговорил?! И что мне теперь делать?
Я медленно сползла на пол. Уже не могла кричать. Хотелось просто взять и… и отправиться вслед за Грейстоном. В этот момент я не думала об отце… ни о чем не думала. Просто сидела, съежившись, и пыталась заглушить душевную боль физической, до крови кусая губы.
– Зара, – отец опустился возле меня на колени и обеспокоенно заглянул мне в лицо, – я тебя хоть раз подвел? Я подвергал тебя опасности?
– Ты мог его отговорить, – прошептала я. – Мог убедить, что он нужен мне. И что не должен так поступать.
– Детка, я прошу тебя успокоиться и выслушать меня очень внимательно, ладно? – Он с силой оторвал мои руки от лица и вытер с губ кровь, укоризненно покачав головой. – Я говорил с Грейстоном, и я знаю, что он задумал. Поверь, пожалуйста, я не смог бы его разубедить, даже если б пытался. Он слишком долго вынашивал эту идею и слишком уверился в том, что должен умереть из-за Ксицани. Я не могу сказать, что его позиция мне непонятна. Не каждый способен на убийство, родная. Нажать кнопку, отдать приказ – все это просто. Вынести последствия – нет. Твой Грейстон в двадцать лет взвалил на себя непосильную ношу и не справился. Сейчас он не в себе, и он твердо уверен, что только смерть спасет ситуацию.
Я затихла, слушая спокойный и уверенный голос отца. Общий смысл сказанного пока от меня ускользал, но многолетняя привычка свое дело сделала. Истерика прошла.
– Зара, словами Грейстона не убедить. Знаешь, кто по-настоящему ценит жизнь? Тот, кто ее едва не потерял. Милая, в моей жизни нет человека ближе, чем ты. Неужели ты подумала, что я, видя, как ты любишь, как счастлива впервые в жизни, смогу оставаться безучастным?
Он говорил так ласково, что я и впрямь почувствовала себя глупой. Почему первым порывом стали слезы и обвинения в адрес отца?
– Зара, смысл всего, что я делаю, в том, чтобы помочь тебе. И если твой муж будет упорно тратить жизнь на попытки застрелиться, я не сочту тебя счастливой. Я помогу тебе, мы вытащим его, и все будет хорошо. Но ты должна взять себя в руки. Позавтракать, выслушать меня и делать то, что я скажу. Сможешь?
Я медленно кивнула, чувствуя, как дрожь унимается.
Отец помог мне сесть на кушетку, и из стены, как и почти пять месяцев назад, выехал столик с завтраком.
– Зара, ответишь на один вопрос? – как-то хитро посмотрел на меня отец.
Смутившись и предчувствуя подвох, я кивнула.
– Ты правда помчалась спасать преподавателя, с которым виделась от силы пять раз, не предупредив никого и толком не вооружившись?
Со вздохом я кивнула. А папа, к моему удивлению, рассмеялся:
– Вот это моя девочка! Рвануть сломя голову черт знает куда, наломать дров. Первейший порыв в любой нестандартной ситуации – сначала сделать, потом подумать.