– Они в других местах встречались, я их видела, – призналась Лара.
– Да сейчас чего вспоминать… Конечно, встречались, не без того. Это только от жены тайна, а здесь – кто знал, кто догадывался. Шила в мешке не утаишь…
– А если некий человек позвонил Симагиной и доложил, и та решила мужа за измену наказать?
– Отравила, что ли? Нет, не может быть. Зачем ей его убивать? Не самый лучший метод. Скорей бы тетка, как раньше, устроила скандал и добилась, чтобы Марину опять уволили. Кстати, почему ту после первой бучи обратно взяли, не пойму до сих пор. Наверное, Симагин сильно умолял. Мне передали, будто он сказал Ломидзе, что его подруга после увольнения пыталась отравиться. Врачи вовремя успели: сын-школьник «Скорую» вызвал, ее и откачали. Говорят, долго не в себе была, без работы сидела, пока Симагин не подсуетился. Если б ее и сейчас поперли из банка, Марина бы точно не пережила.
– А сейчас она как, переживает? Ведь любимого человека убили, а ей с клиентами работать.
Оборкина задумалась. Затем кивнула:
– Ты права, надо бы ее отпустить, а то еще отправит деньги не туда, куда надо, одной циферкой в номере счета ошибется, а нам потом отдуваться. Не говорить же клиентам, что у операционистки уважительная причина: любовник паленым виски отравился. Ты сходи к ней и скажи: пусть домой идет, мол, я распорядилась.
Лара так и сделала. А заодно спросила у Марины, имелись ли у Симагина враги. Женщина пожала плечами и сказала, что врагов у Симагина не было, разве что один – зеленый змий, с которым тот боролся постоянно, но с переменным успехом.
Они стояли в пустом коридоре первого этажа. Вроде бы разговор был уже закончен, как вдруг Марина шепнула:
– Был у него враг – жена. Изводила его страшно. Убить, кстати, тоже грозилась.
– Грозить не означает планировать преступление.
– Знаете, он бы давно от нее ушел, но та его шантажировала, – добавила операционистка. – Так и говорила, что или отравит, или упрячет за решетку надолго.
– А было за что?
– Я не знаю, – снова пожала плечами женщина.
Расстались они у выхода в вестибюль в тот самый момент, когда в банк вошел следователь Гущин.
Владимир не улыбался, как обычно при встречах с Ларой, а подошел и сообщил: смерть Симагина признали отравлением, по данному факту возбудили уголовное дело, теперь, судя по всему, его объединят в единое производство с делом Буховича и поручат расследование опять-таки ему, Гущину.
Лара в ответ хотела рассказать о том, что узнала от Марины, но тут в коридоре появился Алексей с шуруповертом в руках.
– Гражданин Городец! – окликнул его Владимир. – Пройдите прямо сейчас в комнату отдыха водительского состава, я хочу вам задать еще несколько вопросов. – Затем следователь повернулся к Ларе и вздохнул: – Ну никакой личной жизни… Так что, кинотеатр остается в силе?
Она кивнула. Ей показалось, что Алексей прислушивается к их разговору. А может, и нет, потому что Лара видела только его спину в голубой куртке, на которой красовалась гордая надпись: «Преференц-банк».
В кинотеатре Лара не была уже давно. Когда-то, когда Галенко еще не числился ее мужем, они ходили пару раз. Потом Олег перестал приглашать: вероятно, у него не хватало на это времени. А одной смотреть фильм неинтересно. Можно было бы с друзьями, то есть с подругами, но так уж сложилось, что близких подруг у Лары не имелось. Девочки, с которыми она приятельствовала в школе, все пропали куда-то. Институтская подружка сразу после получения диплома вышла замуж и перебралась в Москву. Но сокурсница еще и до этого как-то вдруг перестала ходить в гости к Ларе – видимо, поняла, что Олег против ее визитов. Голенко всегда считал, что общаться надо с людьми своего круга, а собственный статус он постоянно повышал, посему постоянных приятелей, тем более настоящих друзей, у него не было. Друзьями он называл деловых партнеров и приглашал их на разные семейные мероприятия, на которые те приходили с женами.
Сначала гостями были хозяин шиномонтажной мастерской с супругой, товароведом универсама, и владелец магазина «Лаки-краски» со своей сожительницей, секретарем нотариальной конторы. Работница нотариата много курила, что не нравилось некурящему Олегу, а потому эту пару он называл «Лаки-страйки». Кстати, затем прозвище изменилось на «лаки-сраки»: хозяин лаков долго не возвращал тысячу баксов, взятую взаймы на неделю. Позже приходил заместитель начальника районной налоговой инспекции с женой, которая неизвестно зачем сопровождала мужа, потому что наотрез отказывалась есть все приготовленное Ларой. Частыми гостями были продавец подержанных автомобилей с разными подержанными девушками, директор автозаправочной станции с женой, скрывающей свою профессию… Всех их Галенко считал своими друзьями и думал, что точно так же к ним относится и Лара. А она относилась к ним как… как к гостям. Ответные визиты тоже делались, но заметно реже.
Приходящие жены и девушки затевали всегда одни и те же разговоры: показывали обновки, восхищались ими, хотя ничем особым все эти платья, юбочки, сапожки, колечки и сережки друг от друга не отличались. Еще одной распространенной у них темой была: «Как хорошо мы отдохнули в прошлом году в Турции – такой сервис!» Лара слушала и не понимала, чем отличается прошлогодний отдых в Турции от позапрошлогоднего.
Как-то она пожаловалась Олегу, что немного устает от одних и тех же разговоров, а муж искренне удивился:
– Но о чем же еще говорить? О стихах, что ли? Ты представь, как бы это выглядело со стороны. Пришли ко мне друзья, и ты бы начала: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» А я продолжил: «Скажи мне кудесник, любимец богов…»
Лара спорить не стала, хотя имела в виду совсем другое.
На самом деле Галенко был не так глуп, как про него думали некоторые, например Федор Кузьмич. Иногда мама со своим мужем приезжали на недельку, и Федор Кузьмич вроде бы слушал Олега внимательно, хотя отводил взгляд в сторону, кивал и соглашался, не споря. А Галенко распалялся, высказывал собственные суждения обо всем на свете: о международной политике, о недостатках вариаторной коробки передач, о преимуществах украинского борща перед тем, что варят в России, и о том, что люди, умеющие придумывать рифмы, не умеют придумать, как самим разбогатеть. Последнее ненавязчиво предназначалось для ушей Лариной мамы, которая очень любила поэзию и, к огорчению Олега, уроженца Харькова, передала свою любовь дочери.
Однако когда Лара сообщила маме по телефону, что они с Галенко собрались разводиться, та решила, что инициатором разрыва стала именно дочь, и сразу стала отговаривать ее от подобного шага.
– Ну что я могу сказать… – вздохнула мама на другом конце страны и задумалась, явно припоминая подходящие случаю поэтические строки. Но, видимо, так расстроилась, что пример привела не совсем удачный: – «И чем же плох твой Петр? И бить не бьет, на сторону не ходит, а то, что пьет… А кто теперь не пьет?»