– Если винтовка иностранная, то, возможно, тот, кто стрелял, не местный, – предположила Лара.
– Все может быть. Кстати, интересен выбор оружия. Например, снайперская винтовка Драгунова – неплохая штука, но установить происхождение «СВД» проще. К тому же «Ремингтон» компактнее, да и прицел на нем хороший – четырнадцатикратный. Так что, если учесть расстояние, с которого произведен выстрел, промахнуться было сложнее, нежели попасть.
– А свидетели?
– Ищем, опрашиваем. Пока никаких результатов. Видимо, киллер прибыл, когда уже стемнело. А фонари там не работают. Искать того, кто стрелял, при том что его никто не видел, дохлый номер. Но мне давно уже понятно: убийца – не маньяк-одиночка, на самом деле киллеров несколько, в каждом эпизоде по заказу работает уже другой. Устойчива эта группа, или каждый раз подыскивается новый исполнитель… Один заказчик или…
Раздался звук открываемой двери. Гущин напрягся и, видимо поняв, кто мог прийти, поднялся.
– Мне, пожалуй, пора.
На кухню вошел Николай.
– Оставайся, – предложил он Гущину. – Тем более нам есть о чем поговорить. Про Оборкину уже знаю. Теперь получается так, что из всех, кого мы знаем, единственный человек, которому выгодны все три убийства, – Петр Иванович Ломидзе.
– Мы уже работаем по нему, – кивнул Владимир. – Но он ведь не дурак, к нему сложно подобраться. К тому же непонятна его цель. Зачем ему все? Почему именно сейчас? Если на банк упадут большие деньги, оттого ли только, что не хочет делиться? Это три рубля на четверых разделить трудно, как ни крути – каждому мало, а когда три миллиарда, всем хватит.
– Ну, например, убирает свидетелей, тех, кто про него что-то знает. Но только что именно?
– Ломидзе собирается уехать, потому что чего-то боится, – вспомнила Лара.
– Вряд ли, – не согласился Николай. – Скорее, хочет отсидеться на время следствия. Только в этой версии имеется слабое звено – Чашкин. Какой-никакой, а все-таки родственник, Ломидзе знает его с раннего возраста, а потому какие-то чувства к нему должны быть. Не зверь же Петр Иванович, в конце концов. Тем более пасынок тихий, безобидный человек и очень исполнительный сотрудник.
– Такие самые опасные, – высказал свое мнение Гущин.
– Есть еще кое-что, – напомнила Лара, – дорогое колье, которое мне неизвестно кто подкинул. Я думаю, это сделал Артем, а Ада Семеновна не сомневалась, что Ломидзе.
– Тебе надо было спросить каждого, – подсказал Гущин. – Вот взяла бы и спросила, чтобы теперь не гадать. – И посмотрел на Николая: – Ты бы хоть посоветовал девушке.
Похоже было, Володя смирился с тем, что Лара любит не его. Чай пил медленно, но долго засиживаться все равно не стал. Уходя, на прощание устремил на Покровскую проникновенный и… осуждающий взгляд. Ну да, всегда обидно расставаться с мечтой…
На работу ходить не хотелось. И, судя по всему, это нежелание было общим для всего коллектива. Сотрудники сидели в своих кабинетах, предпочитая лишний раз из них не выбираться, а если и приходилось, то делали это лишь при крайней необходимости и на повышенной скорости, словно находились во фронтовых условиях и передвигались от укрытия к укрытию, опасаясь нарваться на пулю снайпера или попасть под минометный обстрел. Даже на обед не вылезали из своих кабинетов, принося с собой бутерброды и растворимую лапшу в картонных стаканчиках. По-прежнему по коридорам ходили увлеченные чем-то люди в черном, усиленно притворявшиеся нужными банку специалистами. Порфирьева все боялись, кто-то пустил слух о том, что предстоят увольнения, а отутюженный глянцевый человек в начищенных до блеска ботинках как раз и занимается расстановкой кадров. Он входил в кабинеты без стука, не здороваясь и тыкая всем. Это, пожалуй, стерпели бы, но то, что Порфирьев произносил фразы равнодушно, вполголоса, почти сквозь зубы, пугало и грозило неприятностями.
Заглянул мужчина, разумеется, и к Ларе. Правда, ей не тыкал, но в кресло для посетителей опустился без приглашения. И заявил:
– Да, карьера у вас резко в гору пошла. В другое время вы, Лара Константиновна, стали бы для следствия основным подозреваемым.
– В какое время? – уточнила Покровская, не отрывая взгляда от сводной ведомости.
Порфирьев не ответил, а девушка не собиралась наблюдать за его реакцией.
– Кабинетик бы сменили, – посоветовал глянцевый человек, – вам теперь по статусу полагаются и приемная, и секретарша. А лучше секретарь-референт. Кстати, за вами теперь персональный автомобиль – тот, на котором прежде ездил Бухович. Водитель, разумеется, другой, прежнего мы уволили. Ломидзе приказал еще и охрану дополнительную выделить… Вы слушаете меня?
– Очень внимательно, – ответила Лара и наконец подняла голову.
Порфирьев смотрел на нее пристально, гипнотизируя холодным равнодушным взглядом.
– Машина и охрана – это, наверное, хорошо, – обронила она, – только я никуда особо выезжать не собираюсь. А живу, как вы знаете, недалеко – пять минут пешком.
– Для киллера достаточно и секунды. Кстати, за одну только секунду стрелок столько заработать может – другим лет пять надо от звонка до звонка вкалывать. Тысяч сто евро за один заказ хороший специалист получает.
Слышать такие вещи было неприятно, и Лара кивнула лишь для того, чтобы закончить разговор об убийствах и киллерах.
– Ладно, пусть будет машина с охранником.
– Вот и славненько, – все тем же ледяным голосом продолжил Порфирьев. – Теперь, если надо куда-то ехать, вызывайте машину. А сначала мне доложите, куда и по какой надобности отправляетесь, а я уж решу, сколько вам в сопровождение людей дать – одного или четверых.
– Соседей по дому пугать? – усмехнулась Лара.
– Испугаются или нет – их дело, а вот уважать будут точно.
Глянцевый человек поднялся, еще раз оглядел рабочий стол Покровской и, не прощаясь, направился к выходу.
– Кабинетик все-таки поменяйте, – то ли приказал, то ли посоветовал уже с порога.
После его визита настроение было вконец испорченным. Лара отложила бумаги и посмотрела в окно. В голову лезли нехорошие мысли и путались. Почему-то вспомнился Бухович с его яркими галстуками, собеседование, которое он устроил, принимая ее на работу. Года не прошло, а как все повернулась. Если бы все знать заранее… Если б можно было предвидеть, какие вещи будут твориться в банке, попав в который Лара радовалась поначалу и старательно пыталась понравиться начальству…
Да, такое было и вспоминалось теперь с чувством стыда и обиды за то, что приходилось унижаться.
Хотя Ада Семеновна вроде привязалась к ней искренне. Рядовые сотрудники, замечая это, иначе относились к новой сотруднице – почтительно здоровались с ней и приветливо улыбались, встречаясь в коридоре. Все это кануло в Лету, больше не будет спокойной и размеренной жизни, не будет Ады Семеновны с ее рассуждениями о жизни и рассказами о двух своих мужьях. Одного женщина вспоминала с обидой, о другом отзывалась уважительно и с благодарностью, а кого любила больше, и сама, кажется, понять не могла. Хотя о любви к ним она не говорила ни разу. А ведь любила, потому и вспоминала.