Эти руки были ему необходимы. Пусть делают с ним все, что хотят.
Она сдавленно вскрикнула, когда его пальцы скользнули под перемычку трусиков.
– Расставь ноги, – шепотом приказал он и помог ей, получив доступ к тому, чего так жаждал. – Да ты уже промокла. – Его собственное дыхание сбилось. – Это тоже из благодарности, принцесса?
– Нет, – сумела она сказать. – Это… это значит, как сильно я тебя хочу.
Подняв голову, он посмотрел в затуманенные голубые глаза.
– Я тебя хочу, – нежно повторила Бейли, внезапно срывая с себя джемпер и бросая его на пол. Под джемпером обнаружился белый кружевной бюстгальтер, который уже не скрывал возбужденных сосков – они превратились в два отвердевших, заостренных пика. Она спустила ямки бюстгальтера к локтям, и чашечки сползли, обнажив груди почти полностью.
В ее глазах плясали жаркие искорки. «Игра с огнем», – подумал Ноа. Но в ее глазах он видел что-то еще – глубокое чувство, которому было невозможно сопротивляться. Любовь.
Вот что стало началом его конца.
Поэтому Ноа закрыл глаза и склонил голову, целуя ее стройную шею и вниз – высокую грудь и еще ниже – проникая дразнящим языком под кружево трусиков.
Пальцы Бейли возились с пуговицами его рубашки, но он не стал ей помогать. Ведь это значило – перестать ласкать ее тело, а этого он не мог допустить. Не мог, и все тут. Он заставил ее прижаться бедром к застежке его джинсов. Одна рука обнимала ее ягодицы, другая дразнила жаркую скользкую плоть. Это была минута потрясающей близости, и все-таки этого было мало.
Ему хотелось зарыться в нее, источиться досуха, в то время как она отдастся ему без остатка. Хотелось слышать собственное имя, срывающееся с ее сочных губ.
– Умоляю, – вздохнула она. Желание уже пьянило ее. Она откинула голову, позволяя Ноа целовать груди. Ее бедра пришли в беспокойство, заколыхались в старом, как мир, ритме. – Мне нужно…
Он знал. Он тоже этого хотел, и его пальцы работали, а губы ловили ее жалобный стон. Этого было мало, мало! Она пыталась расстегнуть его джинсы, а потом просунула руки внутрь. Одного прикосновения было достаточно, чтобы его бедра ринулись в наступление. Круговое движение ее пальцев, поглаживание – и Ноа увидел звезды.
Иисусе, неужели у них так будет всегда – яростная схватка, желание, которому нельзя противиться? Он был словно поезд без тормозов, влетающий на полной скорости на первую станцию. Он чувствовал себя совершенно беспомощным.
Он спустил ее трусики.
Бейли попыталась стащить с него джинсы, но он оставался сидеть на стуле. С недовольным стоном она схватила его за волосы и дернула вверх.
– Помоги мне, – потребовала она.
Он вскочил на ноги, чувствуя себя неандертальцем, готовым взвалить свою женщину на плечо и утащить в пещеру. Но спальня была далеко. Черт, даже кушетка в гостиной казалась недостижимой. Оставался стол на кухне, прямо перед ним.
Стоя к нему спиной, Бейли оглядывала кухню с тем же отчаянием. Оперлась руками о высокий барный стул, как если бы у нее ослабли колени. Подол юбки поднялся достаточно, чтобы глазам Ноа явились трусики, которые он уже успел спустить на ляжки. Его бросило в жар; он хрипло вздохнул, его ладонь тяжело легла на нижнюю часть ее спины.
О да, это было зрелище! Бейли нагнулась над барным стулом; он поднял подол юбки к самой пояснице, и его ноги едва не подкосились при виде белой кружевной тряпочки, которая еле-еле держалась на ляжках, розовых влажных складок между ляжками, роскошных округлостей ее первоклассной попы и ямочек в основании позвоночника.
Не в силах сдержать свой порыв, он наклонился и прижался губами к этому месту, а потом стал целовать Бейли снова и снова, обхватив ее руками, взвешивая в ладонях тяжесть грудей, дразня пальцами соски.
Она завела руки назад и обхватила его бедра, чтобы он придвинулся ближе. Взяв ее руки в свои, Ноа заставил ее выпрямиться и подвел к краю гранитной столешницы. Их бедра соприкасались в молчаливой мольбе о том, что может произойти. Бейли выгнула дугой спину, продолжая тереться о него, и в нем как будто сжалась тугая пружина. Даже пальцы ног свело судорогой.
Он больше не мог сдерживаться. С этой женщиной сдерживаться было просто невозможно. Ему бы хотелось, чтобы Бейли кончила первой, хотелось слышать, как она, задыхаясь, станет выкрикивать его имя. Но не мог, не смог удержаться. Сжав ее бедра, согнул колени и вошел туда, куда хотел. Бейли вскрикнула – это был жадный, требовательный крик. В сладостном, жарком бреду Ноа забыл обо всем на свете, наслаждаясь тем чувством, которое ему дарила эта женщина, погружаясь в ее тело, скользя ладонью по ее животу, грудям, второй рукой сжимая ее бедра.
Он начал двигаться в ней, каменная твердость против ее невероятной мягкости, которая охватывала его как бархатная перчатка. Ноа тонул, действительно тонул в ее глубине. Сознание туманила чувственная дымка, завеса которой скрыла от него весь мир. Нагнув голову, он прижался губами к ее уху, поцеловал шею, провел носом по ее коже, впитывая аромат этой необыкновенной женщины. Стоя на самом краю, скользнул ладонью вниз по животу и дальше, коснувшись пальцем ее средоточия. Пропустил ее плоть между большим и указательным пальцами, и она испустила тихий крик.
Выкрикнув имя любовника, Бейли накрыла его руку своей, чтобы удержать, содрогаясь и расплескиваясь в том наслаждении, которое он ей дарил.
«Погоди, – приказал себе Ноа. – Погоди, нужно повторить представление». Потому что это было безумное наслаждение, самый сексуальный опыт всей его жизни – слышать, как эта женщина выкрикивает его имя, чувствовать ее содрогания, ощущать, как женская плоть стискивает его тесным кольцом, заканчивая сладкой судорогой. Он хотел все это повторить, снова и снова. Но не мог больше сдерживаться. Впившись поцелуем в основание ее шеи у самого плеча, он позволил себе улететь на небо вместе с Бейли.
Она ела, как и обещала Ноа. Однако Ноа не предполагал, что ее губы и зубы займутся им самим, но он нисколько не обиделся, когда ее рот и язык исследовали его тело с головы до пят. Напротив, он лежал смирно, позволяя ей пировать. И если он и произносил хоть слово, то это была мольба о пощаде.
Которую она ему охотно даровала.
Позже они добрались до душа, где все повторилось снова; потом наконец рухнули в постель, где обоих настигло забытье.
Все эти месяцы Ноа не знал, что такое крепкий сон. Но сейчас, держа в объятиях Бейли, он спал как младенец. Проснулся лишь в шесть утра, когда взвыл несносный будильник. Впервые за целую вечность Ноа почувствовал, как по лицу расползается счастливая улыбка. Что еще удивительней, его мышцы повиновались, словно привыкли улыбаться.
Прошлой ночью он много улыбался.
При том, что лег не раньше четырех… или даже пяти утра?
Ноа перекатился на бок, однако рядом с ним никого не оказалось. Черт. Он пошарил рукой. Постель была еще теплая.