Вот почему Келли (существо, когда-то бывшее ею) так зациклилась на мальчике и, несмотря на отчаянное противодействие Эфа, похитила ребенка.
Но именно этот синдром, эта неодолимая страсть к обращению самых близких и говорили Эфу, что Зака так и не обратили. Ведь если бы Владыка или Келли выпили кровь мальчика, тот наверняка вернулся бы к Эфу в вампирском обличье. Этот ужас — мысль о явлении немертвого сына — вот уже два года преследовал Эфа, а иногда швырял его в пропасть отчаяния.
Но почему? Почему Владыка не обратит Зака? Ради чего он удерживает его? Чтобы при необходимости использовать как заложника в борьбе против Эфа и тех сил сопротивления, частью которых он был? Или по какой-то иной подлой причине, которую Эф не мог — не осмеливался — провидеть?
Он содрогался при мысли о том, какой выбор перед ним встанет, случись такое. Когда речь заходила о сыне, Эф чувствовал свою уязвимость. Его слабость была равна его силе: он не мог бросить мальчика на произвол судьбы.
Где Зак в этот самый момент? Его удерживают в плену? Мучают вместо отца? Такие мысли терзали мозг Эфа.
Неведение — вот что больше всего выбивало его из колеи. Остальные — Фет, Нора, Гус — могли в полной мере посвятить себя сопротивлению, отдать ему всю свою энергию, все мысли именно потому, что никто из их близких не был заложником в этой войне.
Эф снова вспомнил о Мэтте, сожителе его бывшей жены, — о Мэтте, которого прикончил здесь, внизу. О том, что прежде его мучили мысли о растущем влиянии этого человека на Зака. Теперь его ни на день, ни на час не отпускали мысли о том, в каком аду, вероятно, живет сейчас его мальчик под дланью настоящего монстра…
Измочаленный Эф, потея и чувствуя тошноту, раскрыл свой дневник и записал вопрос, повторявшийся в блокноте бессчетное число раз:
«Где Зак?»
Как обычно — это уже вошло в привычку, — он просмотрел недавние записи. Увидел имя Норы и принялся разбирать собственные каракули.
«Морг». «Встреча». «Перемещаться в светлое время».
Эф прищурился, пытаясь припомнить, и тут всем телом ощутил надвигающуюся опасность.
Он должен был встретиться с Норой и миссис Мартинес в прежнем Управлении главного судмедэксперта. На Манхэттене. Сегодня.
Вот черт!
Он схватил сумку — внутри звякнули серебряные клинки — и забросил ее за спину. Рукояти мечей торчали из-за его плеча, словно антенны, обтянутые кожей. На пороге он оглянулся и увидел старую игрушку-трансформер рядом с проигрывателем компакт-дисков на столике Зака. Сайдсвайп, или Боковой Удар, — так назывался этот трансформер, если Эф правильно запомнил, просматривая книги о подвигах автоботов. Он подарил эту игрушку сыну на день рождения всего несколько лет назад. Одна нога Сайдсвайпа болталась, словно вывихнутая, — следствие многократных трансформаций. Эф подвигал руками трансформера, вспоминая, с какой легкостью Зак превращал игрушку из машинки в робота и наоборот, словно чемпион по сборке кубика Рубика.
— С днем рождения, Зи, — прошептал Эф.
Он засунул поломанную игрушку в сумку и направился к двери.
Бывшая Келли Гудвезер появилась у своего дома на Келтон-стрит всего несколько минут спустя после ухода Эфа. Она следила за этим человеком — ее близким — с того самого момента, когда часов пятнадцать назад засекла ритм его крови. Но едва небо прояснилось к полуденному просвету, когда в течение двух-трех часов в сутки тусклый, но все же опасный солнечный свет пробивался через плотное облачное одеяло, ей пришлось уйти под землю, и она потеряла время. А теперь вот добралась до места.
Ее сопровождали двое «щупалец» — дети, ослепленные во время солнечного затмения, совпавшего с прибытием Владыки в Нью-Йорк; этих детей впоследствии обратил сам Владыка, а теперь еще и одарил сверхчувственным восприятием второго зрения. Маленькие и юркие, они неслись по тротуару, перепрыгивали через заброшенные машины, напоминая голодных пауков, которые ничего не видят, но все чувствуют.
Обычного нутряного влечения Келли к ее близкому хватало, чтобы обнаружить и выследить бывшего мужа. Но сигнал Эфа был ослаблен и искажен воздействием этанола, стимуляторов и успокоительных для нервной и сердечно-сосудистой систем. Интоксикация затрудняла контакт нервных клеток в головном мозге, замедляя скорость передачи сигнала и ухудшая его восприятие внешними источниками, словно помехи для радиоканала.
Владыка проявлял особый интерес к Эфраиму Гудвезеру, в особенности к его перемещениям по городу. Вот почему в помощь Келли были даны «щупальца» (в прежней жизни брат и сестра, теперь почти неотличимые друг от друга из-за потери волос, гениталий и прочих гендерных различий). Подойдя к дому, они принялись бегать туда-сюда вдоль низкой ограды, дожидаясь, когда подойдет Келли.
Она открыла калитку и вошла на участок, обогнула здание, проверяя, нет ли каких ловушек. Удостоверившись, что ничто ей не угрожает, вампирша ударила основанием ладони по двойному оконному стеклу, разлетевшемуся вдребезги, затем просунула руку внутрь, отперла замок и подняла оконную раму.
«Щупальца» запрыгнули внутрь, Келли последовала за ними — закинула одну обнаженную грязную ногу, потом наклонилась и легко согнула тело, чтобы пролезть в небольшое отверстие. «Щупальца» ползали по дивану; будь они обученными полицейскими собаками, то сделали бы здесь стойку. Долгое мгновение Келли стояла неподвижно, пытаясь прочувствовать дом. Она убедилась, что здесь никого нет, — значит, они опоздали. Но она ощущала запах Эфа. Может быть, удастся узнать еще кое-что.
«Щупальца» понеслись по полу к окну, выходящему на север, прикоснулись к стеклу, словно впитывая сохранившееся еще недавнее ощущение. Потом они мигом взлетели вверх по лестнице, Келли не спеша двинулась за ними — пусть принюхаются и сделают стойку. Вампиреныши носились по спальне, взбудораженные недавним пребыванием человека; они напоминали животных, которых приводит в безумие какой-то непреодолимый непонятный импульс.
Келли стояла посреди комнаты, опустив руки. Жар ее вампирского тела, ее горячечный метаболизм мгновенно поднял температуру в прохладном помещении на несколько градусов. В отличие от Эфа Келли ни в какой форме не страдала ностальгией. В спальне сына она не чувствовала ни тяги к своему прежнему жилью, ни малейших уколов сожаления или утраты, точно так же не чувствовала она привязанности к своему жалкому человеческому прошлому. Бабочка не оглядывается с горечью или грустью на день вчерашний, проведенный в обличье гусеницы, она просто летает.
В существо вампирши проник некий гул, обозначился в ее голове, пробежал по всему телу. Владыка смотрел через нее. Ее глазами. Узнал, что они разминулись.
Мгновение великой чести и доверия…
Гудение прекратилось так же неожиданно, как возникло. Келли не ощутила упрека от Владыки за то, что упустила Эфа. Она поняла только одно — что была полезной. Среди всех стригоев, служивших Владыке на планете, Келли выделялась двумя достоинствами, особо им ценимыми. Во-первых, у нее была прямая связь с Эфраимом Гудвезером.