– Да уймися ты, Пират! – прикрикнула на пса хозяйка. – Дай с человеком поговорить. Вы из района?
– Из Москвы, – сказал правду Карелин.
– О-о! Вон, откудова вас прислали? Видать, немка-то была важная птица.
Он не стал разубеждать словоохотливую Матрену и молча кивнул.
– Про Тихона спрашивать будете? Так я уже все рассказала. Больше ничего не знаю!
– Вы не бойтесь, – располагающе улыбнулся посетитель. – Наша беседа неофициальная, без протокола. Ваши показания нигде фигурировать не будут.
– Окромя смерти, в мои годы бояться нечего.
Маленькие хитрые глазки Матрены бегали, руки она прятала в карманы широченной кофты.
– Когда вы видели Тихона последний раз?
– Позавчера вечером…
– Тридцать первого октября?
– Ну да… Он пришел за бутылкой. По-соседски! Угости, говорит, меня, Матрена, «камышинской». Водку-то нынче пить опасно, сколько мужиков у нас потравилося, не перечесть! Я ему и вынесла поллитровку.
– А потом?
– Что – потом? Ушел он. Поблагодарил и ушел.
– Куда?
– Он мне не докладывал. В «Блинную», наверное. Дома-то небось шаром покати… а кушать хочется.
Ничего не добившись от Матрены, Карелин отправился в местную забегаловку, которая совершенно не оправдывала своего названия: блинами здесь и не пахло. Гулкий зал бывшей столовой с выцветшими занавесками на окнах, со столами и стульями на железных ножках, был полон дыма, хотя на стене висела табличка, запрещающая курить. Матвей взял бутылку водки, остывшие беляши, салат из свежей капусты и подсел к двум работягам, закусывающим пиво сосисками. По разговору он понял, что парни ремонтируют магазин напротив, а сюда ходят обедать.
– Рановато у вас обед, – заметил он.
– Так мы пашем с шести утра!
Слово за слово, они упомянули о пожаре на Озерной и обгоревшем трупе хозяйки дома – эта тема обсуждалась повсюду.
– Говорят, прислужница со сторожем ее убили, ограбили и устроили пожар, чтобы следы замести.
– Я слышал, молния в дом ударила, – сказал Матвей.
– Врут! Почему же тогда Тихона ищут?
Оказывается, сторож иногда наведывался в «Блинную». Завсегдатаи его хорошо знали и подтвердили, что накануне роковой ночи он здесь выпивал вместе с Гвоздем, после чего они ушли к Тихону париться в бане.
– Кто такой Гвоздь? – громко спросил Карелин.
Высокий худой старик с лысой, как кегля, головой, покачиваясь, подошел к столику.
– М-меня звали? – Его глаза увидели водку и приклеились к бутылке намертво. – Я Гвоздь! Нальете, с-сынки?
Строители ушли работать, и Гвоздь радостно вздохнул – разливать на двоих не то, что на четверых. Когда водка перекочевала в желудок Гвоздя, Матвей взял его под руку и вывел из «Блинной». Они свернули в безлюдный переулок, где по бокам дороги тянулись голые рябины, усыпанные красными гроздьями. Под ногами хлюпала грязь, но Матвея это не смущало. Гвоздь порывался затянуть песню.
– Шумел камыш… – начинал он, спотыкался и замолкал, всем телом повисая на провожатом. – Шш-шумел… ка… мыш… дер-р-ревья… гну-лись…
«Если таких тут много, то понятно, откуда у поселка название Камышин», – подумал Матвей.
– Где Тихон? – спросил он. – Скажешь, еще налью.
– Ти… Ти-хон? Сбёг!
– Вы в бане парились?
– Ага… п-пили и… п-парились… с веничками… п-потом Тихон в дом позвал. – Гвоздь затряс лысой головой, икнул. – А т-тебе чего надо? Ты кто?
На холодном ветру он чуть протрезвел, и его мозги медленно, с натугой заработали.
– Я племянник его, – на ходу импровизировал Матвей. – Из Тулы приехал, а дядьки нету! Мне ночевать негде.
– Из Ту… Тулы? – моргал старик. – Племяш, значить? Худо дело, брат… Д-дядька твой того… слинял… теперя не скоро в-вернется.
– Как это? Что же мне, обратно в Тулу ехать? Я ему телеграмму посылал! – изображал горькое отчаяние Матвей. – Он ответил, что ждет. Ты меня обманываешь! Где дядька, признавайся?
Он схватил Гвоздя за грудки и сильно встряхнул.
– Говорю же… сбёг! – испугался тот. – Нас… Вовка-сосед р-разбудил… «Пожар! – кричить. – Пожар! Бягом, м-мужики, на пожар! Немкин дом горить!» Я поднялся… потом опять у-упал… утром меня менты водой о-облили… «Где дружок т-твой Тихон?» – пытають. – Я глядь… а его и с-след простыл…
– Ладно, держи на опохмелку.
Матвей сунул старику в карман сто рублей и зашагал к дому Тихона, надеясь, что Вовка, сосед, окажется трезвее Гвоздя. Так и было: упитанный, пышущий здоровьем парень рубил во дворе березовые поленья.
– Тебя Владимиром зовут? – уважительно спросил Карелин, чем сразу завоевал его доверие.
– Ну…
– Я Тихона ищу.
– Вы из полиции?
– Нет. – Матвей подошел к забору, и парень, не выпуская из рук топора, последовал его примеру. – Я племянник из Тулы. Где дядька? Говорят, он в беду попал? Хочу его с собой забрать. Менты ведь разбираться не станут, повесят на Тихона все грехи и посадят вместо настоящего преступника.
Глаза парня загорелись, он криво усмехнулся.
– Тихон дом не поджигал! Он вечером в «Блинной» сидел, потом они с Гвоздем парились – я им веники приносил и пива. Набрались они до чертиков и уснули в доме. Я как услышал про пожар, сразу кинулся их будить. Гвоздь вообще лыка не вязал, а Тихон едва глаза продрал, сообразил, что к чему и давай голову в ведро окунать. Колодезная вода мигом хмель смыла! «Бежать мне надо, – говорит. – Не то посадят! Я дымоход не почистил как следует, видать, от камина и занялось! Думал сегодня закончить, а оно вон как повернулось. Все, кранты мне, Вован!» Вытащил деньги из-под матраца, перекрестился: «Не поминайте лихом!» – и побежал на дорогу попутку ловить.
– Откуда ты знаешь, что попутку?
– Так это самый быстрый способ уехать. Не на вокзал же ему было идти? Там в секунду загребут.
– Выходит, чей-то дом загорелся по дядькиной вине?
– Вряд ли, – покачал головой парень. – Подумаешь, дымоход не почищен! Прямо сразу пожар, что ли? Это Тихон спьяну так решил. Мозги после самогона тормозят конкретно! Сам знаю.
– Когда же он вернется?
Вовка пожал могучими плечами, перебросил топор из одной руки в другую, легко, как игрушку.
– Я бы не возвращался. Семьи у Тихона нет, работы теперь тоже, да еще посадить могут. Он себе не враг, чтобы самовольно в петлю лезть!
– А дом не жалко бросать?
– Какой это дом? Хибара! Сам погляди: крышу менять надо, полы прогнили, банька валится – все его хозяйство доброго слова не стоит. Главное, чтобы менты от Тихона отцепились. Я-то им ничего не сказал! И ты помалкивай.