— Итак, обезжиренное, низкокалорийное пастеризованное теплое молоко, обогащенное витамином D, — объявила старшая фрейлина, торжественно переливая белоснежную жидкость из серебряного кувшинчика в стакан. Затем сняла крышку с блюда и триумфально объявила: —Гомогенизированный, содержащий все необходимые аминокислоты и минеральные вещества батончик со злаками!
Ее высочество с кислым видом взглянула на блюдо — на старинном фарфоре, расписанном цветами, одиноко лежала самая обычная полоска спрессованных мюсли. Принцесса откусила батончик, но, по мере того, как ее рот наполнялся липкой пресной массой, вместо обещанного прилива энергии и бодрости, почувствовала, что на плечи тяжелым грузом опускается вся накопившаяся за день усталость. Линии на ковре вдруг перемешались и поплыли у нее перед глазами, ей стало холодно и страшно, словно она прямо в ночной рубашке стоит посреди зала приемов и произносит перед незнакомыми людьми с одинаковыми лицами бесконечно длинную официальную речь.
— Мы все в ответе за окружающую среду, — забормотала принцесса. — В эпоху глобализации мы не можем не задумываться о состоянии наших морей и лесов… — Она говорила все громче, ее голос становился холодным, скучным и монотонным. — Мы должны оставить нашим потомкам цветущий мир, а не зараженную радиацией землю, отравленную химикатами воду и животных-мутантов…
— Что с вами, ваше высочество? — насторожилась старшая фрейлина и повторила уже гораздо громче и отчетливей: — Что с вами?
Даже если бы Мария услышала этот вопрос, то не смогла бы на него ответить. Она с трудом понимала, что с нею происходит. Еще секунду назад ей было так холодно, что по телу пробегала мелкая дрожь. А сейчас прокатилась волна жара, ее бросило в пот, стало нестерпимо душно. Принцесса почувствовала, что если ничего вокруг не изменится, то она чрез секунду задохнется!
Девушка бросилась к окну и распахнула створки: там, внизу, за пределами их временной резиденции шумела обычная городская жизнь. Гудели машины, люди спешили по своим делам…
Принцесса сделала несколько глубоких вдохов. Едва ей стало легче, как на ее запястье легла сухая ладонь старшей фрейлины:
— Ваше высочество… ваше высочество… Что с вами? — испуганно повторяла она.
Марии снова показалось, что грудь ее сжимает тесное официальное платье, и в бесконечно большом, но темном и мрачном кабинете ей приходится давать аудиенцию десяткам скучных, пустых, неинтересных людей. Она выпрямилась и снова забормотала, кивая сразу всем невидимым собеседникам:
— Да, господин министр… Я тоже озабочена проблемами миграции… — затем добавила, тщательно подбирая слова: — Очень приятно, господин губернатор. Ваши усилия по спасению игольчатых выдр бесценны…
Старшая фрейлина испуганно взмахнула руками и закричала:
— Ваше высочество!!!
От громкого вскрика принцесса Мария очнулась. Чувствуя себя совершенно обессилевшей, она села на край кровати и огляделась, пытаясь понять, что произошло, и умоляюще посмотрела на старшую фрейлину:
— Я так устала! Не хочу ничего! НИЧЕГО! — и откинулась на подушки.
Они были мягкими и прохладными, словно облака.
От этой прохлады голова принцессы вдруг тоже стала легкой и ясной. Она вдруг поняла, что ей хочется только одного — уснуть и очнуться в совершенно другом мире, где нет ни официального протокола, ни тоскливых, изматывающих приемов, ни навязчивой, бесцеремонной челяди…
А на ее лоб тут же опустилась холодная рука старшей фрейлины. Придворная дама спешила лично убедиться, что у принцессы нет жара. Но прикрытые веки девушки напряженно подрагивали, она была бледна и выглядела совершенно несчастной. Состояние наследницы престола вызывало серьезные опасения.
— Полагаю, ее высочеству необходим врач! — резюмировала старшая фрейлина и жестом отправила прислугу за медицинской помощью.
Принцесса лежала на огромной, как отдельный материк, кровати с закрытыми глазами, но стоило ей открыть их, как взгляд упирался в безбрежную пурпурную ткань балдахина, и каждое движение отзывалось в висках глухой болью.
Она чувствовала как по ее лицу неудержимыми, горячими струйками катятся слезы.
Рядом с кроватью, на небольшом, обтянутом полосатой тканью стуле устроился тучный доктор Барашкевич. Белый халат был наброшен прямо поверх вечерней тройки. Эскулап деловито сжал запястье принцессы, подсчитал пульс и, беззаботно напевая мелодичную оперную арию, приступил к измерению давления.
Мария повернула голову, и теперь ей стало видно, как в полумраке спальни в ночных рубашках и пижамах толпятся и смущенно перешептываются ее многочисленные придворные. Их лица были испуганными и озабоченными, а старый генерал с пышными усами казался по-настоящему несчастным. Только старшая фрейлина уже вернула себе обычное суровое спокойствие.
— Месье Барашкевич, как вы находите состояние принцессы? — обратилась она к доктору. — Следует ли нам доложить его величеству и прервать турне?
— Давление немного повышенное… — пожал плечами доктор и неприметно подмигнул пухленькой служанке, — остальные жизненные показатели находятся в пределах нормы.
— Как вы себя чувствуете, ваше высочество? — Старшая фрейлина, наконец, сочла возможным обратиться непосредственно к принцессе.
— Хорошо… — ответила Мария, с удивлением услышав, как дрожит ее голос, и тихо добавила, слегка сжав теплую ладонь врача: — Знаете, доктор, мне все надоело…
— Сон — вот лучшее лекарство от всех болезней! — Барашкевич повернулся к собравшимся, при этом жалобно скрипнул старинный стульчик, и победно объявил: — Ее высочеству просто надо хорошо выспаться…
Мария встрепенулась, села на кровати и умоляюще посмотрела на врача:
— Я не могу спать… мне снятся бесконечные приемы и встречи…
Доктор ободряюще похлопал венценосную пациентку по руке и успокоил:
— Вы немного устали, ваше высочество, вот и все! Сейчас я сделаю вам укольчик…
Врач жестом подозвал служанку, принял из ее рук старомодный саквояж, извлек из него большую крахмальную салфетку, легко набросил ее на поднос, затем достал флакон с дезинфицирующим средством, никелированную коробку со шприцом. Инструменты тревожно позвякивали, а доктор расставлял их, приговаривая нараспев:
— Вы отлично выспитесь, проснетесь с прекрасным настроением… Завтра будет новый солнечный день… Сказочный день! Возможно, самый лучший день в жизни…
Месье Барашкевич обнадеживающе улыбнулся и, мурлыча веселенький мотивчик, с хрустом надорвал пакет с обеззараживающей салфеткой, протер руки и принялся медленно втягивать в шприц успокоительное средство.
Свита принцессы напряженно наблюдала за каждым его движением.
Нимало не смущаясь, Барашкевич перетянул бледную руку принцессы резиновым жгутом и профессиональным движением ввел в синий росчерк вены сверкающую иглу. Лекарство стало медленно убывать, а в группе придворных случился еще один небольшой переполох.