– Не может быть, – услышал Амон сдавленный шепот. – Я не мог ошибиться…
– Саша, я спал в палатке, когда твой брат сорвался с утеса. А куртка моя висела на веревке, которую мы натянули между деревцами. Ее мог надеть кто угодно.
– Капюшон! На голове убийцы был он… – Саша обвел голову руками. Снизу – вверх. От плеч к макушке. Проиллюстрировал то есть. – А фигура как у тебя… Как тогда у тебя. Не сейчас. Ты толстый!
– Я крепкий, – зачем-то поправил его Амон.
– Я ошибся? – Саша вскочил, но тут же сел. Его руки ходили ходуном. Амон схватил его кисти. Они были ледяными. – Неужели?.. Все эти годы? – Снова рывок. Амон удержал его. – Нет, нет, не может быть! Ты морочишь меня! Боишься. Это письмо, да… Оно тебя напугало? БУ! – И он захохотал.
– Саш, я не убивал Славу, – тихо повторил Амон. – Я любил его почти так же сильно, как тебя.
И тут Сашка его удивил. Он сполз на землю. Уткнулся головой в ноги Амона и зарыдал.
– Убей меня. Я этого заслуживаю! – всхлипнул он. – Я о тебе плохо думал. Я тебя проклинал, посылал на твою голову все кары небесные…
– Перестань, Санька. Успокойся. На нас люди смотрят.
– Застрели их! – сквозь слезы рассмеялся Саша. – У тебя же пушка!
Амон взял Слепнева за подбородок и поднял его лицо. Оно было заплакано, но глаза улыбались.
– Провел меня, да?
– Если ты про пистолет, то да.
– Гад! – Он ввинтил кулак в живот Амона. – А говоришь – не жирный. Вон сала сколько!
Кто бы знал, как Боровик соскучился по Сашке. Вот такому, нормальному. Живому, непосредственному, веселому. По тому, в чьей ауре словно в солнечных лучах купаешься…
Амон достал из кармана платок, протянул его другу со словами:
– Нос вытри.
Саша шумно высморкался.
– И что же нам делать? – прогнусил он, оторвав нос от платка.
– Ты о чем?
– Как мы через столько лет убийцу Славы найдем?
– Наверное, не найдем.
– Вот если бы вы меня тогда послушали…
– Прости, мы были не правы.
– Я по тебе так скучал… – Саша обнял Амона. – Как у тебя дела?
– Потихоньку. А у тебя?
– Голова сильно болит. Сплю плохо. Слышу голоса… – Он замер, подняв указательный палец вверх. – Вот сейчас, например, кто-то шепчет мне в левое ухо: «Смерть ходит рядом с Амоном… Смерть ходит рядом…» – Он посмотрел на Боровика. Взгляд пустой. Ненадолго Сашиной адекватности хватило. – Я это не первый раз слышу. Раньше думал, что фраза означает, что ты убийца и смерть, как подруга, с тобой рука об руку ходит… А теперь не знаю, что и думать.
– Саш, ты давно у врача был?
– Нет, месяц назад.
– У какого?
– У терапевта. Простыл сильно, пошел на прием, чтоб проверить, не воспаление ли.
– Тебе голову обследовать надо. Сделать термограмму. Мне кажется, у тебя опухоль. Надеюсь, доброкачественная. Головные боли и галлюцинации просто так не появляются.
– У меня всегда болела голова! И голоса я слышал. Так что нет у меня никакой опухоли! И вообще… – Саша рассердился. – Вы сговорились все, да? Мама, Валерка, ты еще… Все одно и то же твердите – к врачу, к врачу… Голову проверить! Хватит с меня, слышите? Полжизни в моей голове разобраться пытались. Да только не вышло. Значит, я дурак? Они не смогли, а дурак я? Нет уж… – Он говорил все бессвязнее, пока не закончил свою речь словом: – Отстаньте!
– Пошли пирожные есть, – предложил Амон.
– Эклеры? – облизнулся Саша. Он их обожал. В детстве, если мальчишки закатывали пир, то ели только пирожные. Кто какие, а Сашка эклеры.
– Да! Я тут кондитерскую видел неподалеку.
– Мне работать надо, – тяжко вздохнул Саша, покосившись на озеленителей.
– Да ты все равно уже на час опоздал.
– А ведь точно! Позвоню бригадиру, скажу, что заболел. Как думаешь, он меня не видел?
– Бригадир, это который?
– В рыжей жилетке. Который стоит руки в боки и ничего не делает.
– Он в нашу сторону вроде не поворачивался.
– Тогда делаем ноги, пока не спалились.
И, прикрыв лицо рюкзаком, Саша понесся к выходу.
Лада стояла у зеркала в ванной и смотрела на свое отражение. Вид кошмарный! Под глазами мешки – наплакалась, губы обкусаны, кожа бледная, сероватого оттенка. Как говорила бабушка, краше в гроб кладут.
– Нет, ты не ослышался, Коля, – сказала Лада в телефон, который держала у уха. – Я сегодня на работу не выйду.
– Но вы же исполняющий обязанности генерального! – чуть ли не со священным трепетом проговорил помощник.
– Значит, что хочу, то и делаю.
– Лада! – возмущенно выкрикнул Коля.
– За меня технический сегодня пусть порулит. Он мужик башковитый и с опытом, справится.
– Да что случилось-то?
– Заболела я, – соврала Лада.
– Серьезное что-то?
– Было бы серьезное, взяла бы больничный.
– Сегодня пятница, в понедельник директор выходит, нельзя напортачить в последний день. Технический, конечно, башковитый мужик и с опытом, но тебя он не особенно жалует и может подставить.
Лада застонала. Он прав, конечно же, прав…
– Ладно, прикрой меня до обеда. Скажи, что поехала в министерство.
– Вот это другой разговор.
– Все, давай. Буду максимум в три.
И отключилась, пока Коля еще чего-нибудь не сказал.
…Вчера она пробыла в больнице недолго. Ей разрешили остаться только на десять минут. Это был просто подарок, потому что сначала и пускать не хотели. Пришлось «подмазать».
Ксюша, бледная, в шейном воротнике, лежала под капельницей. У нее так упало давление, что пришлось поднимать его сильными препаратами.
Лада бросилась к ней со слезами обниматься.
– Тише ты, медведица, – просипела та. – Помнешь меня, а я и так потрепана…
– Как ты?
– Нормально.
– А это зачем? – Лада указала на воротник.
– Шея немного повреждена, но сказали, пройдет без следа.
– Как все произошло? – И, спохватившись, Лада выпалила: – Хотя, если тебе тяжело вспоминать, то не надо…
– Да мне успокоительное дали. Я лучше сейчас, чем потом буду… – Она взяла с тумбочки воду, попила, втянув ее через трубочку. – Честно признаться, я испугаться не успела. Шла себе, телефон достала, чтобы родителям позвонить, и тут как схватит меня кто-то сзади… Прямо за шею. И давай душить. Вот сколько раз я по телевизору смотрела уроки самообороны, и муж мне приемы показывал, и вроде в теории я знаю, как защититься, но на практике… Увы…