Хотя…
Амон прислушался к себе. Все же она чем-то его зацепила, эта ладная Лада. Не так, как Наташа (эта вдохновляла – он Валере не врал)! И все же. Она вызывала у него восхищение и уважение. Такая коня на скаку остановит одним взглядом, а то и силой мысли. Волевая. И смелая. Но в горящую избу не войдет: соберет пожарную команду и будет ею руководить.
Наташа другая, ее хочется взять под свое крыло…
Зазвонил телефон.
Амону не пришлось на экран смотреть, чтобы узнать, что это Саша.
– Полчаса уже прошло, – выпалил тот, когда Боровик ответил на звонок.
– Двадцать три минуты всего, – возразил Амон. Он засек.
– Значит, через семь минут.
– Саша, я еду. Если дорога будет свободна, прибуду через…
– Семь минут?
– Полчаса.
– Как долго!
– Что поделаешь, я пока крыльев не отрастил.
– Лучше бы их, чем клюв, – хмыкнул Саша.
– Не понял?
– Ну, на пластине египетской, что твой отец отрыл, Амон как изображен? С головой гуся. Вот я и говорю, лучше бы…
– Все, понял, – засмеялся Амон. – И чувство юмора оценил. А теперь я отсоединяюсь. Если не буду отвлекаться на разговор с тобой, доеду скорее.
– Ты знаешь код от замка на подъездной двери?
– Нет. Помню только тот, который раньше был.
– А какой был?
– 3-4-7.
– Да, точно. Но с того времени он несколько раз менялся. После был «129», затем… – Он стал перечислять все комбинации, Амон его не перебивал. – А сейчас «9816». После убийства сменили.
– Хорошо, я запомню.
– Жду тебя в ШТАБе.
– Давай.
Он отключился и бросил телефон в отверстие для бутылок. Амон всегда так небрежно обращался с мобильниками. Поэтому раньше покупал противоударные, а теперь зачехлял свои гаджеты в силикон.
До дома Слепневых Боровик добрался относительно быстро, в назначенный срок. Втиснул машину между отечественной легковушкой и фонарным столбом, больше места не было. Сунув телефон в карман, вышел из нее.
Набрал код.
Дверь открылась. Амон вошел в подъезд, куда не ступала его нога вот уже шестнадцать лет.
Стены перекрасили, отметил он. На бетонном полу нарисовали половики. Почтовые ящики новые. А вот лифт все тот же, медленный, зато тихий, только дверями громыхает иногда. Кабина поднялась на девятый этаж.
– Наконец-то, – услышал Амон голос Саши. Тот, свесив голову из люка, смотрел на Боровика и махал ему.
– Я пытался отрастить крылья, но не вышло.
– Еще бог называется, – фыркнул Саша. – Забирайся.
Амон поднялся по лесенке на чердак. Огляделся.
– Мне он казался больше, – заметил Амон.
– Он и был больше, – ответил Саша. – Перегородок понатыкали. Хотели продавать участки чердака жителям последних этажей, но пожарные запретили. Что-то тут в аварийном состоянии.
Амон прошелся по чердаку. Увидел буквы Ш-Т-А-Б и усмехнулся. ШаТия Амона Боровика. Надо же было выдумать такое! Это сделал Костя. Он питал слабость к аббревиатурам.
– Итак, зачем ты меня вызвал? – обратился Амон к Саше.
– Показать кое-что.
– Что именно?
Саша опустился на корточки и жестом призвал Амона последовать его примеру. Тот послушался.
– Видишь это? – Слепнев указал на бурые пятна на полу.
– Я так понимаю, это кровь?
– Да, Костина.
– Значит, здесь его убили… – Амон рассматривал затертый меловой трафарет.
– Тут он умер. А убили там! – Саша указал на окно, зашитое фанерой. Под ней они когда-то прятали свои секреты. Амон – записную книжку. В ней были его стихи, корявые и очень романтичные. – Костя упал, когда ему горло перерезали, потерял сознание, потом очнулся, попытался доползти до люка. Не получилось. Опять отключился. Достал телефон, позвонил Боре. Тот не ответил. Телефон выпал у него из рук и отлетел…
– Это ты свое видение описываешь?
– Нет, цитирую полицейских!
Амон мог бы и сам догадаться. Так связно Саша говорил обычно, только если что-то пересказывал.
– И вот теперь главное… – Он выдержал паузу. – То, чего полицейские не знают… Вернее, знают. Но не понимают… Они не обладают тем чутьем, какое есть у меня…
Вот теперь заговорил сам Саша Слепнев!
– И чего не знают полицейские?
Саша неожиданно для Амона упал на живот. Согнул одну ногу, вторую вытянул. То же самое проделал с руками, только в зеркальном отображении: согнута правая нога и левая рука, вытянуты левая нога и правая рука. Не сразу Боровик понял, что Слепнев принял позу, в которой умер Костя.
– Следи за рукой, – велел он Амону.
– За которой?
Саша щелкнул пальцами левой.
– И?..
– Смотри! – Он вытянул указательный палец.
– Вижу ржавые гвозди… – Они были рассыпаны в углу.
– Правильно. Еще!
– Саш, ты бы встал. Грязно тут, да и прохладно.
– Еще! – потребовал тот.
– Ну надписи всякие на стене и на полу. Типа нашего ШТАБа. Одни сделаны мелом, другие выжжены, а некоторые накарябаны. Тут и музыкальные стили – рок, панк, и имена, и брань. Но вот что мне особенно понравилось: «Медведь – козел!» Шедеврально просто. Понятно, что «медведь» – это кличка, но все равно смешно.
– Одну из них сделал Костя за некоторое время до смерти.
Амон собрался возразить, но не стал. Костя мог это сделать. Гвозди – вот они, чуть вытяни пальцы. Только зачем умирающему корябать на бетоне какие-то слова?
И тут Боровика осенило. Чтобы сообщить, что «Медведь – козел!».
То есть обличить кого-то…
Убийцу?
– И какую же надпись сделал Костя? – спросил Амон у Саши.
– Эту, – ответил тот, ткнув в самую незаметную. – Ее раньше не было.
Амон присмотрелся к ней и прочел:
– ОСА!
– Да, оса. Как думаешь, что это значит?
Это значит, что Костю убила она… ОСА!
Амон все понял! И в ужасе уставился на Сашу.
Она бежала по дорожке парка, не оглядываясь ни по сторонам, ни назад. Слушала музыку в наушниках. И подпевала Тимати «Ты че такая дерзкая, ааа?».
Лада находилась в хорошей физической форме. Но на свежем воздухе ранее никогда не бегала и с непривычки стала быстро задыхаться. Казалось, легкие перенасыщены кислородом и вот-вот лопнут. Пришлось остановиться, чтобы перевести дух.