Ольга Алексеевна Слепнева. ОАС. Если переставить буквы – ОСА. Жена Слепня. В детстве им казалось, что так оно и есть.
– За что вы убили Костю? – в лоб спросил ее Амон.
Глаза Ольги Алексеевны расширились. Она удивилась. Но не испугалась.
– Ведь это вы, – настаивал он.
– Кто тебе сказал? – спросила она.
– Костя.
– Ты, как и Саша, стал говорить с призраками?
– Нет. Костя, умирая, оставил подсказку. Написал, кто его убил.
– Да? Полиция ничего такого не нашла.
– Они не могли этого сделать. Потому что не знали, что искать. Ваш сын обнаружил подсказку. Но тоже ничего не понял. Только я. – Амон присел и ткнул пальцем в накорябанное на цементе слово «ОСА». – Вы ведь знали, что мы вас так называли иногда?
Она не отвечала. Задумчиво смотрела на надпись и кусала бледные губы.
– Ольга Алексеевна, ответьте – за что? Я не пойду в полицию, обещаю. Просто хочу знать.
– Неужели ты не догадываешься?
Боровик покачал головой.
– Это он столкнул моего мальчика с обрыва. И когда Костя, как ты думал, создавал тебе алиби, он создавал его себе.
– Ничего не понимаю…
– Я расскажу. Сядь. – Она указала на перевернутый деревянный ящик, а сама опустилась на соседний. – Начну по порядку. В тот день, вернее ночь, когда Костя назначил встречу Борису в ШТАБе, он опоздал. Его преследовал бандит по кличке Оги.
– Который похож на меня, знаю. Костя скрылся от него в подъезде. Оги за ним не последовал. Что дальше?
– В ШТАБе Бори уже не оказалось, на звонок он не ответил, и Костя не знал, что делать. Выходить он боялся. Что, если его Оги подстерегает? И он решил остаться на чердаке до утра. Но хотелось пить. И он постучался к нам. Саша открыл. Потом, налив воды, направился с ним на чердак. Но долго там не просидел. У него в ту ночь были сильнейшие головные боли. Мой сын ушел спать. Когда вернулся, потревожил меня. Я проснулась, спросила, куда он ходил, Саша ответил.
– И вы поднялись на чердак?
– Да. Я хотела пригласить Костю к нам. Чаю попил бы, поспал на диване. Но он отказался. И я осталась с ним. Мы стали разговаривать. Костя рассказал мне о своих проблемах. Он ведь не только задолжал, но и здорово поругался (закусился, как он сказал) с боссом Оги. «Деньги-то я ему отдам, если Боря мне их одолжит, – говорил он. – Только, боюсь, меня это не спасет. Грохнут, как только получат свое…» – Ольга Алексеевна стукнула по фанере. – Туда он при Сашке нож свой убрал. Выкидушку. А при мне достал и стал с ним играть. Раскроет, закроет, раскроет, закроет. Помнишь, он всегда совершал какие-то действия руками? Не мог спокойно сидеть. Что-то двигал, теребил, ломал, рвал, сгибал. Меня это всегда раздражало. И когда Костя в очередной раз сложил нож, я отобрала его у него. Он тут же схватил с пола гвоздь и стал крутить его в пальцах. Поскольку эти действия не сопровождались звуками, я не обращала на них внимания. А Костя про Наташу рассказал. Какая она хорошая, и как он ее любит. О квартире, что достанется ей, если его убьют. И тут он поплыл. Расплакался, уткнувшись мне в грудь. Ругать себя стал, обзывать всякими словами. Потом жалеть. И клясться в том, что никому зла не желал, просто причинял его неосознанно.
– Тогда он и признался вам в том, что столкнул Славу?
– Да. Когда он на колени встал и начал прощения просить, я не поняла, за что… Подняла его, встряхнула. Объясни, говорю, толком… И он стал объяснять.
– За что он его?
– Да ни за что. Из себя вышел. Психанул. С ним же это часто бывало.
– С нами он всегда сдерживался. Один раз только из себя вышел и ткнул Валеру кулаком в плечо так сильно, что тот отлетел метра на два. Потом долго извинялся…
– Вот и Славу он ткнул. Пьяненького семнадцатилетнего паренька, стоящего на обрыве. За то, что тот без спросу взял спиртное и, поддав, осмелился Косте перечить. Он даже послал его подальше. Кто такое стерпит?
– Боже мой… Какой ужас!
– На нем была твоя куртка, Саша принял Костю за тебя. Тот решил не разубеждать моего сына, но и тебя выгородить. – Ольга Алексеевна резко встала на ноги. Повернулась лицом к фанере, положила на нее руки. – Вот в таком положении он находился, когда это рассказывал. Не мог мне в глаза смотреть. А я представляла, как мой сын истекал кровью, страдал от боли, умирал… Я это делала сотни, тысячи раз за шестнадцать лет… Только раньше я мысленно стенала – зачем, зачем, сынок, ты не послушался Амона и пошел на обрыв? Я винила своего мальчика. Потому что больше было некого! Не силы же природы, создавшие опасный обрыв, винить! А теперь я рычала – так вот кто лишил меня сына! И мужа! Ведь Ларион умер потому, что не смог пережить гибель Славы…
– И вы отомстили за них?
– Это не месть.
– А что?
– Я не знаю. Просто мне показалось тогда, что это будет правильно.
– А сейчас?
– Раскаиваюсь ли я? Нет. Мне не жаль Костю. Он получил по заслугам. Но я должна была сдержать свой порыв из-за Саши. Когда (если!) меня посадят, он останется один.
– Я его не брошу, не волнуйтесь.
– Спасибо.
– Куда вы дели нож?
– Взяла с собой, помыла и швырнула в окно. Я не знала, как мне с ним поступить. Но ты удивишься, когда узнаешь, что Саша его нашел и притащил с собой. Нож вернулся, как бумеранг. Это жутко…
– Не нужно вам было грех на душу брать, Ольга Алексеевна, – с тоской проговорил Амон.
– Теперь уже ничего не исправить.
Она повернулась к Амону. К его удивлению, ее глаза были абсолютно сухими.
– Ты сдержишь обещание?
– Не ради вас. Из-за Саши. Но уважать вас, как раньше, увы, не смогу.
– Ничего, я переживу. – Она похлопала его по плечу. – Чай, я так понимаю, ты пить со мной не будешь?
– Извинитесь за меня перед Сашей. Скажите, что мне срочно понадобилось уехать. Я ему позже позвоню.
Амон первый шагнул к люку и только поставил ногу на ступеньку, чтобы спуститься, как Ольга Алексеевна его окликнула:
– Правда, ты не бросишь моего сына?
– Клянусь!
Амон не был дома полгода. Уехал из страны через два дня после того разговора на чердаке.
А сразу после него поехал в дому Кости, чтобы встретиться с Наташей. Звонил ей на сотовый, она не отвечала, потом в домофон – не открыла. Стал ждать. Просидев в машине час, устал, поехал домой. По пути набрал номер Валеры.
– Ты где? – спросил он после того, как поздоровался.
– На Ярославском вокзале. Провожаю Наташу.
– Куда?
– Домой. Она уезжает. Мы с тобой для нее слишком хороши.