– Спасибо, – шепнула она на ухо вновь смежившему веки барону.
Тот ласково провел пальцем по внутренней стороне ее ладони, но так осторожно, что никто этого не заметил. Ни врач, ни санитары не сомневались в том, что у фон Штайнберга на самом деле плохо с сердцем. Потом, когда кардиолог провел полное обследование, он был очень удивлен его результатами: пациент оказался абсолютно здоровым. Однако фон Штайнберг настоял на госпитализации, так как, несмотря на заключение медиков, чувствовал себя очень плохо и жаловался на боли в грудной клетке. Врач, решив, что это нервное, прописал пациенту успокоительные таблетки и покой. Хайнц провел в клинике четыре дня (Эллина все это время была при нем) и выписался совершенно здоровым…
А на следующий день Эллина уехала.
Не прошло и недели со дня возвращения Эллины из Германии, как о себе дал знать Макарский. Он позвонил Графине домой и, представившись, назначил встречу на том же месте, в тот же час. Когда она там появилась, Макарский уже сидел на лавочке. Эллина опустилась рядом с ним и неторопливо закурила. Тем самым она хотела показать, что не боится ни его, ни учреждения, в котором он служит.
– Вы не оправдали наших надежд, Эллина Александровна, – сказал Макарский с деланой грустью.
– Что вы говорите? – так же наигранно расстроилась Графиня. – А я так старалась… Делала все, что вы мне велели. Все запоминала и даже записывала… – Она вынула из сумочки тетрадку, на страницах которой на самом деле было подробно описано, как Эллина проводила дни: куда ходила, с кем встречалась. – Не желаете прочесть мой отчет?
– Что вы подсыпали фон Штайнбергу, чтобы довести его до приступа? – спросил он, а на протянутую ему тетрадь даже не взглянул.
– О чем вы?
– Не стройте из себя дурочку, – процедил Макарский. – Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы, гражданка Берг, все очень хорошо придумали: и собой не рисковали, и приказа не ослушались. То есть остались в стороне, спасая свою расчудесную шкурку! А на то, что из-за этого сорвалась серьезнейшая операция, вам, естественно, начхать…
– У Хайнца стало плохо с сердцем! Что я могла поделать?
Макарский вперил в нее тяжелый взгляд. Эллина выдержала его, но чего ей это стоило! Внутри ее дрожал каждый нерв, а кожа то покрывалась мурашками озноба, то увлажнялась от накатившего ни с того ни с сего жара…
– Можете идти, – сухо сказал Макарский.
Эллина рывком поднялась с лавки, развернулась и быстро зашагала прочь. Затылком она чувствовала взгляд Макарского и едва сдерживала себя, чтобы не перейти на бег. Когда Чистые пруды остались далеко позади, Графиня все же сменила «иноходь» на «рысь» – ее охватило непреодолимое желание бежать куда глаза глядят в смутной надежде на то, что так она оставит свои проблемы далеко позади…
Пробежав около километра, Эллина остановилась. Но не из-за усталости, а потому, что надежда иссякла, и Графиня отчетливо поняла – ничего хорошего ее не ждет. И не ошиблась! Уже на следующий день за ней приехал черный «воронок», и Эллину Берг увезли на Лубянку.
Допрашивал Эллину человек по фамилии Милославский. Фамилия эта ему совершенно не подходила, потому что он не был ни милым, ни славным. Некрасивый, белесый, длинноносый очкарик с прокуренным голосом и отвратительными манерами, он сморкался в присутствии Эллины, ковырял в ушах, пускал дым вонючих папирос прямо ей в лицо. Графиня возненавидела его с первого взгляда. А вот она ему очень понравилась. От Эллины не укрылось, с каким восхищением он смотрит на нее, как следит за каждым ее движением, как облизывается, когда она, поднося ко рту сигарету, вытягивает губы, и как теребит ширинку, стоит ей закинуть ногу на ногу. Его неприкрытое вожделение вызывало у Эллины чувство гадливости, но с другой стороны – давало надежду.
«А если я с ним пересплю? – размышляла Графиня, заглушая в себе чувство омерзения. – Он мне поможет? Да, наверное, поможет… Ведь от него в моем деле тоже многое зависит…»
И Эллина уговорила себя. На следующем допросе она начала с Милославским довольно откровенно кокетничать и делать недвусмысленные намеки. Тот, естественно, тут же поддался ее чарам: размяк, подобрел и даже перестал в ушах ковырять. Вести себя, правда, стал очень развязно: лапал ее, лез под юбку, слюняво целовал в шею, но хоть на немедленном сексе не настаивал, и на том спасибо…
– Плохи твои дела, – сказал Милославский после того, как Эллина спросила у него, есть ли у нее шанс избежать лагерей. – Тебя не просто в антисоветской деятельности обвиняют, но еще и шпионаж шьют.
– И что же, никто мне не может помочь? – натурально расплакалась Эллина.
– Я не могу, – честно признался Милославский. – Я тут слишком мелкая сошка. Вот если б у тебя был покровитель в верхушке НКВД, тогда у тебя появился бы шанс…
Эллина стала лихорадочно вспоминать всех своих знакомых, выискивая в этом огромном списке лиц мужского пола хоть одного комитетчика. Как назло, на ум ничего не шло, а в памяти всплывал один Ярский, который, будь сейчас живым, дослужился бы уже до генерала и, уж конечно, не допустил бы ее ареста.
Тут на столе Милославского зазвонил телефон, и он поднял трубку.
– Слушаю, – буркнул он в мембрану, но сразу же встрепенулся и подобострастно «задакал»: – Да. Да, товарищ майор. Слушаюсь. Сделаем. Отчет будет на столе товарища Клюева завтра же…
Закончив разговор, Милославский опустил трубку на рычаг и сосредоточенно нахмурился. Эллина сделала то же самое. Фамилия Клюев показалась ей вдруг страшно знакомой. Она не просто слышала ее, а знала человека, носящего ее. Кажется, его звали Николаем…
И тут Эллину осенило! Как же она могла забыть о Николае Клюеве, своем первом и единственном гражданском муже (после него она ни с кем кров не делила)? Том самом чекисте, которого она увела у супруги? Он так Эллину любил, что, даже когда она его бросила, Коля ни словом ее не упрекнул. Он сказал: «Главное, чтоб ты была счастлива», собрал вещи и переехал жить к матери. К супруге своей он, кажется, так и не вернулся. Хотя доподлинно Эллине это было неизвестно, так как Клюева сменила место жительства сразу после того, как муж ее оставил…
– Скажите, Паша, – обратилась к Милославскому Эллина (он разрешил называть себя по имени). – Клюев, он кто?
– Начальник нашего отдела. Подполковник, – ответил тот.
– А его не Николаем зовут?
– Николаем.
– Он чернявый такой? С усами? – Милославский утвердительно кивнул. – Паша, дорогой! – вскричала Эллина возбужденно. – Окажите мне маленькую услугу, прошу! Умоляю… – Она схватила его руку с желтыми от никотина пальцами и прижала к своей груди. – Передайте Клюеву от меня записку!
Милославский согласился. Эллина быстро настрочила небольшое, но очень эмоциональное письмо, в котором умоляла Николая о встрече, якобы желая попросить у него прощения перед тем, как ее отправят в лагеря. Закончив, она передала свое послание Милославскому, после чего ее увели в камеру.