…Как-то воскресным днем Эллина вышла из дома, намереваясь прогуляться до Чистых прудов, но во дворе столкнулась с Малышом. Тот преградил ей путь и сухо сказал:
– Нам нужно поговорить.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, – отрезала Графиня.
– А о нашем сыне?
– Нашем? – фыркнула она. – У меня лично никакого сына нет.
– Да, я знаю, ты отказалась от него, но… Ведь это ничего не меняет… Ты – его мать, я – отец…
– Егор! – Она впервые назвала его по имени. – Если тебе это так важно, забирай ребенка себе.
– Я уже забрал.
– Вот и отлично! А от меня-то тебе чего надо?
– Мне лично – ничего. Но у ребенка должна быть мать…
– Тогда женись! Такому писаному красавцу, как ты, это не составит большого труда…
– Неужели тебе все равно, – зло перебил ее Егор, – что будет с малышом?
– Все равно, – твердо ответила она. – Так что прошу оставить меня в покое!
Она развернулась и зашагала к дому. Гулять Эллине расхотелось.
– И что мне потом ему сказать? – крикнул ей вслед Егор. – Что его мама умерла?
– Все, что захочешь, – бросила она через плечо и скрылась в подъезде.
До дома они ехали молча. Алекс размышлял, Лариса ему не мешала. После того как отчет был прочитан, они поехали в больницу к Графине. Саша возлагал на этот визит большие надежды. Теперь ему не просто хотелось посмотреть на женщину, о которой он столько слышал за последнее время, но еще и спросить у нее, зачем она его разыскивала. Лариса пыталась вразумить его, объясняя, что Эллина не то что ответить ему не сможет, но даже вопроса не услышит.
– У нее кровоизлияние, понимаешь? – твердила она все дорогу до клиники. – Она без сознания. Лежит, подключенная к аппарату.
– И что?
– Она ни на что не реагирует! В том числе и на голоса…
– Но она их слышит, – упрямился Алекс. – Я знаю точно, потому что сам был в коме. Во время операции (мне селезенку удаляли) я чуть не умер. И пока я балансировал на грани жизни и смерти, слышал все, о чем говорили врачи. Потом им пересказывал, а они диву давались – все слово в слово повторил…
– Ну, хорошо, пусть так, спорить не буду, но сказать-то Графиня тебе все равно ничего не сможет.
– Знак даст!
– Как?
– Моргнет, например.
– Саша, она недвижима, понимаешь?
– А вдруг ей стало лучше? – не сдавался он.
В итоге Лариса, устав доказывать Алексу очевидное, махнула рукой. Однако когда они приехали в больницу и явились в палату, где лежала Эллина Александровна, Лара стала вглядываться в лицо Графини с надеждой. Вдруг она правда слышит и сможет дать знак?
– Она все еще красива, – сказал Алекс.
Лариса вынуждена была с ним согласиться. Графиня сейчас совсем не походила на ведьму, в образе которой пребывала последние десятилетия, она напоминала ту даму, которая была запечатлена на многочисленных довоенных фотографиях. Лариса просто глазам своим не верила: с лица Графини вдруг исчезли морщины, оно стало молодым и гладким. Казалось, время обратилось вспять, возвратив Эллине ее красоту…
Или же это смерть, прибирая Графиню, щедро дарила ей то, что отняла у нее жизнь…
Или же жизнь, уходя из Эллины, отдавала должок…
В одном можно было не сомневаться – Эллина Александровна Берг уже не в этом мире и Алекс ничего от нее не добьется…
– Эллина Александровна, – обратился к старухе Алекс. – Вы слышите меня? Я Александр Данченко, сын Егора…
Та, естественно, никак не прореагировала. Зато его слова услышал проходящий мимо врач и, заглянув в палату, сказал:
– Она вас не понимает, даже если слышит! У нее мозг поврежден кровоизлиянием.
– То есть нет никакой надежды на то, что она поправится? – дотошно спросил Алекс, хотя Лара ему уже несколько раз говорила об этом.
– Дорогой мой, о какой поправке может идти речь? Пациентка тает на глазах. Не сегодня, так завтра жизнь ее покинет. Показатели ее настолько плохи, что я просто удивляюсь, как она еще до сих пор держится… – Он перевел взгляд с него на Ларису. – Вам, девушка, кстати, надо доплатить. Если вы, конечно, желаете, чтобы мы продолжали держать ее на аппарате… Хотя, честно говоря, я не вижу в этом смысла…
– Я доплачу, – сказала Лара и потянулась за кошельком, но Алекс придержал ее руку со словами:
– Я сам доплачу. – И пошел вслед за доктором к кассе.
Когда денежные дела были улажены, Алекс вернулся в палату и долго стоял у кровати Графини. Он ничего не говорил, просто смотрел на нее. Наконец он отмер и, обняв Ларису за плечи, направился к двери…
Выйдя за ворота больницы, они сели в автомобиль и поехали домой.
У самого подъезда, когда машина уже была припаркована, Данченко заговорил:
– И все равно не понимаю, зачем я ей понадобился.
– У меня есть только одно объяснение, глупое и сентиментальное, но других я не имею: Эллина Берг просто-напросто хотела познакомиться с сыном своего любимого Малыша перед тем, как умереть.
– Откуда она знала, что у него есть сын? Они же не общались.
– Ей мог сказать Борис Коцман, он был в курсе…
– Нет, Лариса, дело не в этом. Графиня, как я понял, не была сентиментальной, и Малыш перестал быть ее любимым в 1946 году…
– А если предположить, – встрепенулась Лариса, – что у Графини было нечто, принадлежавшее Егору, и она решила это передать тебе?
– Стоп! – Лицо Алекса озарилось догадкой. – Я, кажется, понял! – И тут же помрачнел.
– Ты мне скажешь?
– Знаешь, что она хотела мне передать? Содержимое той архивной папки. Досье на агента Абвера, то есть на моего отца!
– Ты думаешь, он был агентом Абвера?
– Почему нет? Он провел в плену целую неделю. Вполне возможно, его завербовали, и в этом случае в архив попало его именное дело, которое потом каким-то образом угодило в руки Графини.
– Но зачем ей передавать его тебе? Зачем осквернять память сына об отце?
– Чем это не месть Малышу?
Лариса задумалась. Версия Алекса имела право на существование. Графиня могла пойти на подобную месть. Коль она так возненавидела Малыша (от любви до ненависти, как известно, один шаг), то вполне в ее стиле было сделать ему последнюю «бяку» именно таким, довольно подлым, способом…
– Ладно, давай на этом закончим, – решительно сказал Алекс. – А то у меня уже мозги кипят… – Он выбрался из машины и помог выйти Ларе. – Батя уже вернулся! – Он указал на стоявший поодаль черный «Мерседес» с «мигалкой». На то время, пока дубцовская машина перешла в пользование Алекса, Серега одолжил отцу одну из своих. – Что-то рановато он сегодня…