Хроника Третьего Кризиса | Страница: 1

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Глава первая Соболевский приходит в себя

Место действия: Штаб-квартира Гвардии.

Местонахождение неизвестно.

Время действия: пятый день Кризиса


Опять больница.

Опять белые стены и потолок, запахи медикаментов, стерильная атмосфера и жизнерадостное гудение доктора Фельдмана.

— Вы что-то к нам зачастили, голубчик, — говорит доктор.

Я слышу его голос, но не вижу его самого. Мое тело где-то далеко, за пеленой серого тумана, а может быть, у меня и вовсе нет тела. Каким образом до меня вообще доносится голос доктора и откуда я могу знать, что это доктор?

Я пытаюсь пошевелить губами и сказать что-нибудь колкое в ответ, но не помню, как это делается. Я вообще практически ничего не помню. Как я назвал этого доктора? И почему? Кто я сам и почему считаю привычным пребывание в больнице? И что это за больница?

У меня нет ответов на собственные вопросы.

Мое сознание воспаряет к облакам, играет в воздушных потоках, то поднимаясь вверх, то стремительно пикируя вниз. Я птица и наслаждаюсь своим полетом. Светит яркое солнце, небеса голубы, облака белоснежны, слабый ветерок играет с моими крыльями, когда я набираю высоту. Складывая их, я камнем падаю вниз, в облака, а потом снова взмываю над ними, рассматривая каждое в отдельности.

Вот это облако похоже на девушку с длинными волосами и испугом в глазах; я знал ее когда-то, но очень недолго. Вот это похоже на молодого парня в странном облачении, а следующее смахивает на кого-то по имени Джек, кого я знаю очень давно, точнее, должен бы знать… Следом еще одно — огромное, похожее на потрепанный в боях корабль, с язвами ожогов и ранами от разрывов торпед на бортах… Почему мне кажется, что я должен все это помнить? К чему вообще все это? Разве мало просто парить в небесах и получать удовольствие от полета?

А та серая туча, наползающая с горизонта, грохочущая громом и изрыгающая молнии из своего огромного брюха, постоянно меняющая очертания, вселяет в меня тревогу. Она похожа на Магистра.

Я снова камнем падаю вниз, но на этот раз не успеваю расправить крылья и разбиваюсь о стальную поверхность.

Другой сон.

Я продираюсь сквозь серую мглу, пытаясь кого-то отыскать. Серый цвет преследует меня, серый туман, серое небо, серое болото под ногами и серый лес где-то впереди, Ноги по колено вязнут в грязи. Кажется, что окружающий меня туман материален и старается не допустить меня к цели, а я даже не знаю, что у меня за цель. Я должен кого-то найти. Но не представляю кого и понятия не имею, что будет дальше. Что мне с ним делать? Сыграть партию в «осаду»? Оказать ему помощь? Вывести на свет? Но я даже не знаю, где свет в этом абсолютно сером мире.

Или я должен его убить?

Умею ли я убивать? О да! В каком-то смысле умение убивать является частью моей работы, хотя я не могу сказать, что это за работа. Но что убивать я умею, это я помню прекрасно. Я владею огнестрельным оружием, холодным оружием, могу убивать и голыми руками.

С очередным шагом я проваливаюсь в трясину по пояс. С трудом, цепляясь за хлипкую ненадежную почву, я пытаюсь выбраться из трясины, но земля крошится у меня под пальцами, и я увязаю все глубже. Болото засасывает меня. Я должен пойти на отчаянный ход, сделать что-то решительное, но не представляю что.

Когда разгадка начинает брезжить в моей голове, окружающая мгла вдруг приобретает форму и материальность и сгущается. У нее вырастают сотни щупалец, каждое из них оканчивается лезвием, и все они тянутся ко мне, стремясь уничтожить.

Я вытаскиваю из ножен свой верный двуручный меч и обрубаю тянущиеся ко мне отростки. Они просто ползут вперед, со всех сторон, стремясь соединиться в точке, центром которой я являюсь, и не имеют ни малейшего понятия об искусстве фехтования. Мне не стоило бы большого труда разделаться с ними, если бы я не увяз в болоте уже по грудь.

Еще миг, и одно из щупалец касается моего лица. Я кричу, и трясина смыкается над моей головой, заливая рот вонючей жижей и обрывая мой вопль.

И я просыпаюсь.

Я лежу на обычной больничной койке, ко мне подсоединены какие-то медицинские агрегаты, назначение большей части которых для меня непонятно. Неужели дела настолько плохи? Рядом — симпатичная девушка в белом халате медсестры. У нее длинные белые волосы и значок с именем на лацкане. Мария.

— Вы кричали во сне, — сказала она.

— Что именно?

— Порядочные девушки не употребляют подобных выражений.

Мне трудно об этом судить, но, по-моему, я покраснел. Меня, несомненно, мучили кошмары, хотя я о них ничего не помнил. Неудивительно, если учесть, свидетелем каких событий мне довелось стать в последнее время.

— Ругался, как морячок, верно?

— Ага, и все время упоминали какого-то ученого. Бакалавра…

— Должно быть, Магистра, — сказал я.

— Точно, Магистра. Что он вам сделал?

— Лично мне? Ничего, — ответил я. — Вопрос в том, что я собираюсь сделать с ним.

— Что бы то ни было, в ближайшее время вам ничего делать не придется.

— Это еще почему?

— Вам все причины перечислить?

— И по возможности в доступных мне терминах.

— Извольте, — согласилась она и принялась за перечисление, загибая пальцы. — Сильное сотрясение мозга — это раз. Чрезмерная доза жесткого излучения, проникшего через повреждения в скафандре, — это два. Смещенные диски позвоночника с последующим нарушением опорно-двигательных функций — это три. Ожоги второй степени — это четыре. Пять раздробленных ребер с одной стороны и три треснувших с другой — это пять и шесть. Правая нога сломана в двух местах — это семь. Проникающее осколочное ранение живота — восемь. По-моему, более чем достаточно для одного человека.

— Но я ничего не чувствую.

— Почувствуете, — заверила она. — Как только закончится действие болеутоляющего лекарства.

— И когда я смогу встать?

— Встать? — Ее прекрасные серые глаза изумленно округлились. — Вы что, не слышали, что я вам сейчас говорила? Вам сильно повезло, что вы вообще живы, солдат. Я не доктор, но твердо могу сказать, что вы этой палаты не покинете еще на протяжении нескольких недель.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал я. — Кстати, что с девушкой?

— С которой именно девушкой, солдат?

— Не валяйте дурака. То есть дурочку. В общем, не надо никого валять. Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю.

— А, наверное, вы имеете в виду принцессу Камиллу? У нее сильные ожоги почти на восьмидесяти процентах кожного покрова, но на этом и все. Пару дней пролежит в госпитале, потом оклемается. Ее скоро отправят к венценосному папочке, телепортом прямо на Тагобар. Каково, а?