Лестрейд вздохнул и сдался:
– В конторе, где произошло убийство, работают восемь или девять сотрудников, которые задействованы в разных отраслях строительства. Всеми делами заправляют владельцы, Чарльз Гилдер и его супруга. Хотя в названии компании фигурируют некие «сыновья», я их не видел. Эриксон учился там профессии. По-видимому, он вполне ладил со всеми, кроме убитого. Жертву зовут Челтнем, Эрнст Челтнем. Они оба были стажерами в конторе. Челтнем чуть помладше Эриксона, но проработал на Гилдера дольше. Якобы Челтнем начал задаваться на этой почве и попытался руководить Эриксоном, хотя на самом деле не имел полномочий. В итоге Эриксон, по-видимому, какое-то время мирился с существующим положением вещей, хотя окружающие видели, что его все это немного утомляет. Жена владельца, которая заправляет всем в конторе, утверждала, что в последнее время Челтнем приносил планы, над которыми работал Эриксон, и указывал на ошибки. Наш подозреваемый возражал, утверждая, что с его расчетами все нормально, а Челтнем не вправе вносить коррективы.
Сегодня утром они крепко поссорились. Эриксон в итоге вышел проветриться, а потом вернулся и заварил чашку чаю. В конторе все пьют чай из простых белых кружек, довольно крепкий. Это важно, доктор. Когда Эриксон вернулся к столу, к нему подошел Челтнем. С точно такой же кружкой. Они пили чай и вроде как даже помирились и общались вполне по-дружески. Как бы то ни было, Челтнем подсел за стол Эриксона. Коллеги слышали, как он извинялся и якобы даже признался, что сам довел Эриксона. Тот, как всем показалось, принял извинения. Они тихонько болтали несколько минут, вроде как о пустяках. Эриксон сказал, что речь шла о погоде и прочей ерунде: они лишь пытались найти какую-нибудь общую тему. В этот момент в дальнем кабинете раздался звонок. Туда доставили тяжелую мебель. Челтнем встал и пошел помочь, а вскоре за ним последовал и Эриксон. Свидетели единодушно утверждают, что Эриксон задержался всего на минуту. После того как мебель внесли в помещение, оба вернулись к столу Эриксона, Челтнем взял свою кружку и ушел на свое рабочее место. Где-то полчаса все спокойно трудились, а Челтнем попивал чай. Вдруг он захрипел, взмахнул руками, сполз со стула и рухнул на пол. Свидетели позднее вспомнили, что за пару минут до приступа он, казалось, плохо себя чувствовал, сильно потел и ерзал на стуле. Оно и понятно, яд уже начал действовать. Коллеги окружили бедолагу, пытались привести в чувство, напоить водой. Кто-то додумался послать за доктором, но вместо этого им встретился констебль. Увы, когда тот добрался до места, Челтнем был уже мертв.
Случилось это незадолго до моего приезда. Сомнений не оставалось: его отравили. Остальное вы знаете. В результате допроса мы выявили разногласия между Челтнемом и Эриксоном. Жена владельца рассказала про чай. Она предположила, что Эриксон отравил напиток: возможно, подсыпал что-то в чашку Челтнема, пока тот пошел помочь выгрузить мебель, или же добавил яд в свою чашку, а потом поменял их местами. Это легко сделать, поскольку посуда совершенно одинаковая. Кроме того, миссис Гилдер знала, что Эриксон раньше служил в полиции, а потому, по ее мнению, имел доступ к ядам. В любом случае все очевидно, хоть я и ненавижу расследовать отравления. Думаю, Эриксон хотел найти Холмса, чтобы тот запутал нас своими версиями. Но между нами, доктор, тут все ясно как божий день.
Я понял, что больше Лестрейду добавить нечего, и не стал расспрашивать. Мы по-товарищески посидели перед камином еще несколько минут. Инспектор вновь отверг мое предложение налить ему еще бокал и встал:
– Что ж, доктор, мне пора идти в участок. Нужно написать отчет и опросить свидетелей. Строить теории – хорошее дело, но ничто не заменит работу по старинке.
Я не стал комментировать его замечание, а вместо этого сказал:
– Уверен, Холмс скоро свяжется с вами.
Лестрейд кивнул, а потом, пожелав мне доброго дня, откланялся. Я же снова устроился у огня, пытаясь сообразить, когда придет Холмс. Он ушел накануне вечером, намереваясь всю ночь наблюдать за одним питейным заведением в Ист-Энде. Тогда я еще не сопровождал прославленного детектива почти повсюду, как делаю это в последние годы, и все еще прихрамывал после ранений, полученных в Афганистане, а Холмс, зная о моем недуге, лишь изредка просил составить ему компанию.
Вскоре я услышал, как хлопнула входная дверь, а затем раздались знакомые звуки – это Холмс снимал пальто и свою охотничью шапку-двухкозырку, которую в прохладную погоду упорно носил даже в городе. В мгновение ока мой друг преодолел семнадцать ступенек, перепрыгивая с одной на другую, словно кошка, и оказался в гостиной.
– Ага, Уотсон, – сказал он, входя в комнату и вешая на крючок пальто и шапку. – Я рад, что вы здесь. Мне нужна ваша профессиональная помощь. – Он протянул правую руку, на которой красовалась окровавленная повязка вокруг суставов пальцев.
Я достал свой чемоданчик.
– Это становится привычным занятием, – буркнул я, приглашая сыщика сесть на стул около обеденного стола, где сводчатое окно обеспечивало наилучшее освещение. – Однако должен заметить, я рад, что вы хотя бы просите обработать ваши раны, а не игнорируете их, как раньше.
– Уверяю вас, друг мой, что вы мой любимый врач. А кроме того, – добавил Холмс, морщась, пока я обрабатывал спиртом ссадины на опухших фалангах, – вы один из немногих знакомых мне докторов, которых мне не приходилось сдавать полиции за какое-нибудь преступление.
Я перевязал руку заново и напомнил, что после прекращения кровотечения надо снять бинт, чтобы раны обветрились и подсохли.
– Могу ли я поинтересоваться, откуда вы вернулись с такими кровавыми трофеями? – спросил я, закончив работу.
– Это, Уотсон, одна из тех неприятных историй, которые случаются, если собрать на небольшом клочке земли пару миллионов человек. Причем самые отъявленные негодяи у нас скопились на участке в несколько квадратных миль, известном как Ист-Энд. Вы ведь знаете, что я уже какое-то время наблюдаю за таверной «У Бо» – местные переиначили название в «Убогую», поскольку это редкое сосредоточение убожества и порока. Там никто не веселится, не поет и не братается. Женщины обходят это местечко стороной, поскольку знают, что мужчины посещают его с одной лишь целью: напиться. Напиться и забыться. Хотя завсегдатаи этого заведения – никому не нужные отбросы общества, сюда захаживают и те, у кого еще есть близкие люди. Один из таких посетителей недавно исчез, а его дочь, пытающуюся разыскать отца, направил ко мне дружественный инспектор из Скотленд-Ярда. Я бы не вмешивался, но почти в то же время один мой знакомый в правительстве проинформировал меня еще об одном случае, который стал ему недавно известен. Простите, пока я не могу сообщить вам имя моего информатора, Уотсон, он желает сохранить анонимность из-за характера своей деятельности.
В тот момент я не догадывался, но позднее понял, что Холмс говорил о своем брате Майкрофте, личность которого он открыл мне лишь осенью 1888 года. До того момента я считал, что у великого детектива в Англии так же мало родственников, как и у меня.
– Сейчас я не могу открыть вам детали, Уотсон, поскольку обещал держать все в тайне, чтобы не началась паника. Достаточно сказать, что источник в правительстве проинформировал меня, что в трущобах Лондона похищают и убивают людей, а тела продают в самые известные больницы для препарирования студентами-медиками. Словно бы вернулись Берк и Хейр [10] , ведь преступники не выкапывают тела с местных кладбищ, а сами множат трупы. Разумеется, общественность вряд ли сильно озаботят систематические убийства богом забытых нищих с Ист-Энда. Но может получиться и наоборот: начнется паника, которой правительство не хотело бы допускать. Отсюда и заинтересованность моего информатора. И определенно общественности очень не понравится, что в преступных схемах участвуют респектабельные медицинские учреждения. В любом случае убийствам нужно положить конец.