Подобный поворот дела удивил меня:
– Лично мне не показалось, что мы чего-то достигли.
– И тем не менее это именно так! А каким образом, по-вашему, Джекил распознал обман?
– Полагаю, Хайд рассказал ему о нашей встрече.
– Вполне возможно. Но почему Джекил был столь уверен, что его друг не интересуется недвижимостью под Лондоном?
– Видимо, и это ему известно со слов Хайда.
– Если доктор и впрямь осведомлен обо всех подробностях жизни Хайда, то эти двое друг другу ближе, чем родные братья. Подобная близость, как мне кажется, опровергает теорию шантажа: вряд ли с человеком, который вымогает у вас деньги, возможны доверительные отношения. Хорошо, пусть так. Но тогда возникает вопрос: почему Джекил разоблачил нашу маленькую ложь не сразу? Чем вы это объясните?
– Ничем, – признался я.
– Ему нужна была информация, Уотсон! Приняв наши условия игры, доктор надеялся выяснить, что именно нам известно: в противном случае разоблачение последовало бы немедленно! Теперь ясно, зачем Хайд нанес ему визит нынче утром. Он предвидел, что мы навестим доктора, и велел тому выяснить, насколько мы опасны. – Холмс потер руки. – У этого дела появляется больше граней, чем у бриллианта. Возможно, оно самое захватывающее из всех, в каких я участвовал. Однако у нас посетитель.
Мы как раз остановились перед домом 221Б, и внимание Холмса сосредоточилось на окне нашей гостиной, в котором горел свет. За опущенными занавесками туда-сюда нервно расхаживала угловатая тень.
– Аттерсон! – поздоровался Холмс, когда мы поднялись по лестнице и вошли в комнату. – Я еще с улицы узнал вас по характерной сутулой осанке. Чем можем служить?
Едва лишь мы успели снять пальто, как взволнованный адвокат устремился к нам. Глаза его сверкали, а худые щеки, обычно бледные, пылали, словно железнодорожный красный фонарь. Наш посетитель явно был на кого-то очень сердит. Первые его слова, однако, показались мне загадочными.
– Мой кузен жестоко ошибся! – выпалил Аттерсон.
Холмс с любопытством поднял брови.
– Он поклялся мне, что вы человек, на которого можно положиться, – продолжил Аттерсон. – И вы сами дали мне обещание хранить тайну вот в этой самой комнате. Однако стоило лишь мне повернуться к вам спиной, как вы побежали прямиком к Джекилу и все ему разболтали. Вам не стыдно?
– Ваши слова граничат с оскорблением, – предупредил его Холмс.
– Хотите сказать, что все было не так?
– Я хотел бы узнать больше, прежде чем ответить на вашу тираду.
– Я только что от Джекила. Ему известно о вашем участии в деле, и он поставил мне ультиматум: либо я отказываюсь от ваших услуг, либо теряю в его лице клиента. И от кого, спрашивается, Джекилу все стало известно, если не от вас самого.
– Я и сам хотел бы это узнать, – спокойно парировал Холмс.
Гнев на лице Аттерсона сменился недоверчивостью.
– Вы утверждаете, что не нарушали нашего соглашения?
– Позвольте напомнить, что я обещал вам хранить тайну лишь на определенных условиях. И тем не менее Джекил узнал о нашем соглашении не от меня.
– Тогда от кого же?
– Я отнюдь не ясновидящий, пускай даже вы и слышали обратное. Догадаться, однако, не так сложно, поскольку менее сорока восьми часов назад я познакомился с Эдвардом Хайдом.
– И вы сказали ему, что я вас нанял?
– Не имел такой возможности, хотя я не сделал бы этого в любом случае. Несомненно, Хайд сам пришел к такому заключению. При всей его омерзительности, он весьма сообразительный молодой человек. Не стоит в данном случае искать виноватого, мистер Аттерсон. Вы прекрасно понимали, когда еще только нанимали меня, что Джекил вполне может обо всем узнать.
Аттерсон смущенно кивнул. Логика моего друга погасила его ярость, как ведро воды, вылитое на пламя.
– Я был ужасно несправедлив к вам, мистер Холмс. Пожалуйста, примите мои извинения.
Холмс отмахнулся:
– Возможно, ваше обвинение было не таким уж и необоснованным. Мы с Уотсоном как раз только что вернулись от Джекила, где правда обнаружилась столь же верно, как если бы я сам все ему выложил. Другого выхода у меня просто не было.
Вошла миссис Хадсон с кофе. Когда наша хозяйка покинула гостиную, Холмс усадил адвоката в кресло для посетителей.
– Вы говорите, что приехали сюда прямо от Джекила, – заметил сыщик, занимая свое обычное место напротив. – Когда это было?
– Мы расстались с ним в половине второго.
– А мы прибыли туда в два. Мы, должно быть, разминулись по дороге. Как Джекил выглядел?
– Он был рассержен на меня, но обошлось без скандала. Доктор заявил, что знает о моей затее, и предъявил ультиматум, о котором я уже вам рассказывал.
– И это все?
Аттерсон покачал головой и нахмурился, держа чашку кофе в руке.
– Я объяснил Джекилу, почему обратился к вам за помощью. Он не проявил понимания и потребовал, чтобы я оставил все как есть. Потом вновь упомянул о своем особом интересе к Хайду, но не стал вдаваться в подробности. Напоследок доктор заверил меня, что ничего не должен этому парню и может избавиться от него в любой момент.
– И что вы ответили?
– Будучи другом, я мог лишь согласиться на его требования. Но то была не единственная причина. Мистер Холмс, у Генри Джекила есть свои секреты – в свете недавних событий было бы глупо это отрицать, – но этот человек никогда не лжет. И если уж он сказал, что может избавиться от этого создания, то это наверняка правда. Вопреки всем нашим подозрениям, история эта хоть и кажется странной, однако не представляет никакой опасности. И лишь я один виновен в неправильных выводах. Естественно, я компенсирую то время и усилия, что вы потратили. – Он полез во внутренний карман пиджака.
Холмс поднял руку:
– Оставьте вашу чековую книжку, мистер Аттерсон. Я ничего не возьму с вас. Но прежде чем уйти, выслушайте, пожалуйста, совет.
Адвокат уже поднялся. Теперь он остановился и выжидающе посмотрел на сидевшего сыщика.
– Я верю вам, когда вы говорите, что слова вашего друга есть бесспорная истина. Однако, каковы бы ни были его затруднения, по-моему, доктор Джекил просто не понимает, сколь глубоко он запутался. Дело это крайне темное и зловещее, и, боюсь, прежде чем оно закончится, может быть погублена не одна жизнь. Я лишь смиренный частный детектив, и вы имеете полное право отвергнуть мои услуги. Но поверьте, из того, что я узнал об Эдварде Хайде, следует, что от этого человека невозможно отделаться так же легко. И недалек тот день, когда вы пожалеете, что подчинились воле друга. И когда этот день настанет, я прошу вас вспомнить обо мне.
– Непременно, – пообещал Аттерсон. – Если только этот день вообще когда-нибудь настанет. – Он кивнул нам обоим и вышел.