– А можно хотя бы осмотреть его комнаты?
На лице старухи отразилось возмущение его поступком и необычной просьбой, однако выражение сие быстро сменилось на алчное, когда Холмс поднес к ее глазам блестящий соверен. Хозяйка потянулась было за ним, однако отдернула руку и вновь принялась теребить брошь.
– Я не могу вам позволить этого, – произнесла она. – Джентльмен очень рассердится.
Старуха сказала это вполне спокойно, но черты ее исказились страхом. Ненависть и ужас, которые она испытывала к своему жильцу, были едва ли не осязаемыми. Что же за чудовище был этот Эдвард Хайд?
В голосе Холмса зазвучали грубые нотки:
– Очень хорошо, как вам будет угодно. Мы всегда можем получить ордер. Пойдемте, инспектор. – Он развернулся, и тут женщина схватила его за рукав.
– Что ж вы не сказали, что вы из полиции?
Она распахнула дверь. Холмс украдкой подмигнул мне и прошел внутрь.
Закрыв дверь, старуха принялась рассеянно вытирать руки о передник, не отрывая глаз от монеты в руке Холмса.
– Сэр, я бедная женщина, – осмелилась она.
Он отдал ей соверен.
– В оплату, естественно, входит и ваше молчание.
Старуха безрадостно хихикнула и бросила монету в карман передника.
– За это не надо платить, сэр. Хайд убьет меня, если узнает. Значит, у него неприятности? – Ее лицо оживилось любопытством. Когда же Холмс не ответил, она пожала плечами, взяла со стола подле двери лампу и связку ключей и, подобрав юбки, повела нас по выцветшему ковру, а затем по узкой и чрезвычайно скрипучей лестнице.
– Что за жилец этот Хайд? – спросил сыщик по пути наверх.
– Спокойный и платит всегда вовремя. Меня это устраивает.
– Однако он, кажется, не особенно хорошо себя зарекомендовал.
– Никто не хочет жить с ним под одной крышей, сэр.
– Вот как? И почему же?
– Если бы вы повстречались с ним хоть раз, то не задавали бы этого вопроса.
Остановившись у первой же двери в коридоре за лестницей, старуха отперла ее и толкнула.
– Вот они, сэр, всего две комнаты. Умоляю вас, делайте свое дело быстро и оставьте все, как нашли. – Она передала Холмсу лампу и спустилась вниз.
– Не противозаконно ли выдавать себя за полицейского? – спросил я своего друга, когда старуха оказалась вне пределов слышимости.
– А я вовсе и не говорил, что мы полицейские. Если хозяйка сама пришла к такому выводу, то с какой стати мне разубеждать ее? – Он обратил свое внимание на распахнутую дверь. – Пойдемте, Уотсон.
Весьма удивительно, но две занимаемые Хайдом комнаты, в противоположность остальному дому, оказались просторными и отделанными с тонким вкусом: пышный ковер на полу гостиной, совмещенной со спальней; тяжелые бархатные занавески на единственном окне; изысканная картина маслом на стене; а в ванной – серебряный таз на мраморной подставке. Из мебели здесь были: сервант, уставленный дорогими винами; бюро; столик на одной ножке; два кресла; а рядом с кроватью – высокий шкаф, в котором висело с полдюжины костюмов различной степени дороговизны, от сшитого из грубой шерсти до самого лучшего фасона, что могли предложить на Нью-Бонд-стрит. Одна вешалка была пуста.
– Его фрак, я полагаю, – заметил Холмс, указывая на нее. – Хайда здесь нет, а он, кажется, приобрел все разновидности одежды, требующиеся для джентльмена нашей расфуфыренной эпохи. Где бы он сейчас ни был, держу пари, это имеет отношение к светскому обществу.
– По тому, что я услышал сегодня об этом человеке, я не стал бы называть его джентльменом, – заявил я.
– Совершенно верно, Уотсон. В наши дни, увы, статус джентльмена, кажется, является более делом внешнего вида, нежели поведения. Порой мне кажется, что даже горилла не вызовет толков на каком-нибудь приеме в Уэст-Энде до тех пор, пока на ее манишке не появятся пятна, ну и, разумеется, если она правильно держит чашку.
– Во всяком случае, Хайд как будто человек с достатком.
– А почему бы и нет? Его благотворитель – один из богатейших людей в Лондоне. Однако мы здесь не для того, чтобы подтвердить его финансовую репутацию.
На полу в шкафу стояло в ряд несколько пар обуви. Холмс быстро осмотрел их все, расставил по местам и закрыл дверцу. После этого он взялся за обыск всерьез. Я отошел назад, чтобы не мешать сыщику, в то время как он принялся открывать ящики бюро, начиная с верхнего, и осторожно, чтобы ничего не сместилось, ощупывать их содержимое в поисках чего-то мне неизвестного. Изучая второй ящик, мой друг издал довольный возглас и извлек прямоугольный серый предмет, в котором я признал приходно-расходную книгу с начертанным на обложке названием одного из наших старейших и почтеннейших банковских учреждений. Холмс раскрыл ее, провел пальцем по обнаруженной внутри колонке цифр, присвистнул разок, а затем захлопнул и без всяких комментариев положил на прежнее место. Исследовав все ящики, он обратил свое внимание на комнату в целом.
Холмс ничего не пропустил, даже мусорную корзину в углу, содержимое которой перебрал руками, встав на колени. Он прощупал сверху и снизу подоконник и заглянул под кровать. Наконец достал карманную лупу и прополз вдоль кромки ковра, рассматривая его через стекло. Затем поднялся и убрал прибор в карман.
– Ну что… – начал было я, но Холмс приложил палец к губам.
Он повернулся и с озорным выражением лица прокрался на цыпочках через комнату к двери. Там он театрально замер, взявшись за ручку, а затем резко повернул ее и рывком открыл дверь.
В комнату, взметнув юбками, ввалилась старуха хозяйка и растянулась на полу.
– В следующий раз старайтесь подслушивать через замочную скважину, – с улыбкой посоветовал ей Холмс. – Полагаю, вы поднялись по лестнице по самым краям ступенек, где они скрипят не так громко. И подобрали юбки, когда оказались у двери, – ваше приближение напомнило мне закрытие лавки торговца шелками. – Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться.
Старуха сказала: «Вот те на!», поднялась, отряхнулась и развернулась, чтобы выйти.
– Одну минутку, – остановил ее Холмс.
Она замерла и уставилась на него. На лице женщины читались подозрение и возмущение.
– Что вы можете рассказать нам о перемещениях вашего жильца днем?
Выражение ее лица стало упрямым. Холмс вздохнул и протянул хозяйке дома еще одну монету. Старуха потерла ее о передник и бросила в карман, где она звякнула о другую, полученную от сыщика ранее.
– Днем Хайд никуда не ходит, – сообщила она. – Те несколько раз, что был здесь днем, из комнат никуда не отлучался. Он редко осмеливается выходить до темноты и возвращается почти на рассвете.
– Возможно, он работает по ночам?
Старуха злобно хмыкнула.
– Если только его работа заключается в том, чтобы просиживать всю ночь напролет в пивной да кутить. Я видела Хайда раз в таверне «У красавчика» на углу, когда ходила туда за порцией рома. Я ведь болею, понимаете ли. – Старуха поднесла руку к горлу и тоненько кашлянула.