На ее глаза накатили слезы. Она отвернулась. Или отвернулась бы, но Трэвис обнял ее лицо ладонями и вытер слезы большими пальцами.
– Ты не была каким-то созданием. Ты прекрасная девушка. Была ею и есть. И смелая девушка.
Его голос был ласков. Но она не хотела ласки, черт побери! Она хотела, чтобы он оставался тем редкостным мерзавцем, которым она его запомнила.
Она не хотела любить его. Не хотела нуждаться в нем.
Она ни в ком не нуждалась.
И сейчас. И тогда. И…
– Детка, – произнес он не просто ласково, а с настоящей нежностью.
– И уж точно мое имя не «детка»! – Она вырвалась из его рук. – Думаешь, немножко ваших техасских комплиментов и я отупею настолько, чтобы снова залезть к тебе в постель?
Он быстро отошел от нее. Да уж, о перемирии можно забыть.
– Сделай нам обоим одолжение, Женевьева. Сядь в машину поскорее, чтобы я мог довезти тебя до дома и мы оба наконец забыли друг о друге, как о страшном сне.
Его ответ был ничуть не грубее ее, но Дженни было больно это слышать. Она очень хотела парировать остроумным ответом, а затем уйти, но в голове стоял туман, а до дома идти было несколько километров, и она прекрасно знала, что в эту ночь пешая прогулка была невыполнима.
– Замечательный план, мистер Уайлд, – холодно ответила она. – И спасибо за напоминание о том, что вы и в самом деле бездушный, конченый мерзавец.
Не так уж и остроумно, но единственное, что она смогла выдумать.
Она резко отвернулась. Боль раскаленным гвоздем впилась в ее голову. Земля зашаталась. Она выждала пару секунд, а затем села в машину.
Машина сорвалась с места, разрывая ночь, а Дженни надеялась, что сможет выдержать эту острую боль и не расплакаться.
Никто из них не произнес ни слова, пока Трэвис не свернул на ее улицу, а затем на территорию университетского кампуса, где жила Дженни.
Головная боль стала проходить. Это было чудом, но в любой момент боль могла вернуться. Нужно было принять таблетку.
– Какой дом? – спросил он.
– Можешь остановить на углу.
– Могу остановить перед твоей дверью. Какой дом?
– Тебе не обязательно…
– Ты права, не обязательно. Но я хочу. Повторяю последний раз: какой дом?
Боже, он невыносим! Может, некоторым девушкам и нравились такие властные парни, но Дженни к ним точно не относилась. Ладно, если, уступив, она окажется дома быстрее…
– Вон тот, – сказала она. – На углу.
Он доехал до конца квартала, а затем свернул на ведущую к зданию улочку.
– Что ты делаешь?
Трэвис не ответил, но этого и не требовалось. Он заехал на маленькую парковку у ее дома.
– Провожу тебя до двери.
– Это абсолютно не…
Она говорила со стеной. Он уже вышел из машины и открыл дверцу с другой стороны.
Дженни закатила глаза:
– Вы постоянно игнорируете чужие желания, мистер Уайлд?
– Когда они не имеют смысла, мисс?..
– Купер.
– Когда они не имеют смысла, мисс Купер.
Они шли к заднему входу в небольшое здание. Он попытался взять ее за руку, но она вырвалась.
Это было глупым поступком, потому что из-за давно перегоревшего фонаря было особенно темно, а асфальтовая дорожка перед подъездом давно нуждалась в ремонте.
И она, разумеется, оступилась. И он, разумеется, поймал ее, обняв за талию.
– Мне не нужны…
– Я сам решу!
– Черт возьми, Уайлд…
– Отлично, – процедил он. – Уже не «мистер».
– Теперь мне намного лучше, большое спасибо, ты довел меня прямо до двери, ну а теперь…
– Ключи!
– Да что с тобой не так? Я только что сказала…
– Я поднимусь с тобой до квартиры. Ключи.
Он вытянул перед ней руку и щелкнул пальцами. Дженни ответила ему лишь свирепым взглядом. В ее глазах читалось желание хорошенько ему врезать.
Он же ответил милой улыбкой.
Она взяла ключи двумя пальчиками и уронила в его ладонь с неимоверно презрительной улыбкой.
По каким-то непонятным ему самому причинам Трэвису захотелось поцеловать ее, и это желание было просто смехотворно. Вместо этого он сделал единственно приемлемую вещь: как можно скорее отвернулся и открыл дверь.
За дверью оказалась, как он и подозревал, лестничная клетка, присущая всем дешевым студенческим кампусам: узкий коридор, тусклый свет, закрытые двери.
Ничего необычного.
Но все же осторожность, выработанная в нем годами пребывания на отнюдь не всегда безопасной территории, заставила Трэвиса пройти вперед и быстро осмотреть холл. Но и там ничего угрожающего не было, только бабочка билась о лампочку на потолке.
Он обернулся, готовый дать Дженни команду следовать за ним, но она уже шла вперед.
Они столкнулись, и между ними мгновенно пробежала искра.
Трэвис знал, чего хочет.
Заключить Дженни в объятия. Целовать ее. Трогать. Да она и сама этого хочет! Он увидел желание в ее глазах.
Как много дурацких идей может родить в человеке всего одна ночь?
Он отшагнул от нее.
– Ладно, – поспешно произнес Трэвис. – Какая квартира?
Ему хотелось, чтобы она была на втором этаже. Тогда бы он смог снова обнять ее, чтобы провести по лестнице, но Дженни тяжело сглотнула и кивнула в сторону ближайшей двери.
Он открыл дверь тем же ключом, и они вошли внутрь.
Место было похоже на комнату в любом другом студенческом общежитии. Тесное. Плохо меблированное. Помещение оживляла лишь одна вещь – небольшая плюшевая игрушка, спрятавшаяся в углу дивана.
Это был пес с длинными, свисающими ушами. С одним ухом, если быть точным. Второе куда-то пропало, как и большая часть красной бабочки на его шее.
Такие подарки так любили хранить его сестры! Почему-то Трэвис не ожидал от Дженни такой сентиментальности.
– Дурацкая игрушка! – Дженни стояла рядом, пристально на него глядя. – Пес. Я не знаю, зачем он мне…
– Нет ничего глупого в хранении вещей, которые тебе дороги.
– Он мне не дорог. Кому может быть дорога старая, потасканная игрушка?
Их глаза встретились.
Она прокашлялась:
– Мне нужно… Нужно…
Она указала в сторону, насколько он мог понять, ванной.
– Да, конечно, – прокашлялся он в свою очередь. – Я подожду.