Старается не наступать на трещины в асфальте и в брусчатке? — Мнительно осторожен, подвержен немотивированному внутреннему напряжению, чем-то обеспокоен.
...Отношение к алкоголю и к женскому полу. О, эти пристрастия — едва ли не основные векторы в вербовочной разработке.
Чрезмерное увлечение любым из этих занятий подрывает личный или семейный бюджет объекта, делает его уязвимым, он легче примет предложение об открытии ему кредитной линии. Главное — умело подать это предложение.
Утром утоляет жажду избыточным количеством пива или прохладительных напитков? Усердствовал с алкоголем накануне или делает это регулярно.
Повстречав миловидную женщину, не может удержаться и оборачивается ей вслед даже в присутствии жены? Неутолённое либидо мужчины, используя которое, легко загнать его в «медовую ловушку», подставив ему привлекательную агентессу.
Непосвященный воспримет вышеприведённые выводы как всплески досужей фантазии. Но это не так.
Во-первых, незнание или огульное отрицание чьих-то знаний — не есть аргумент.
Во-вторых, перечисленные детали бессознательного поведения изучаемого заговорят и расскажут о его психике, характере и привычках лишь в совокупности с другими признаками, и только специалисту...
* * *
Ознакомившись со сводками сыщиков наружного наблюдения, Кайзвальтер обратил внимание, что Попов, «отработав» очередной квартал Вены, непременно устремлялся на площадь Оперного театра, где находился бивуак проституток. Там русский разведчик, неторопливо прохаживаясь между шпалерами смело одетых девиц с многообещающим призывным взглядом, время от времени замедлял шаг и заговаривал с какой-нибудь девицей. Затем, неодобрительно цокая языком — не сошлись в цене, — покидал площадь.
Так сидящего на диете тянет затянуть в меню, — если уж нельзя съесть, хоть ознакомлюсь визуально. А диета—полугодовое половое воздержание из-за отсутствия жены, оставшейся в Союзе, — давала о себе знать!
...Кайзвальтер не преминул воспользоваться регулярными набегами Попова на площадь Оперного театра. Фиксируя его поведение за пределами посольства всеми видами технического контроля, он решил не тратить время на «пристрелочные выстрелы», а немедленно выпустить в новичка «золотую пулю» — провести подставу агентессы-обольстительницы из личной обоймы, которую и предполагал использовать в секс-вербовках русских разведчиков.
Свой выбор он остановил на Гретхен Рицлер, женщине элегантного возраста — уже не тридцать, но ещё не пятьдесят, в прошлом страстно любимой, которая сумела сохранить неутолённый, волчий аппетит к плотским удовольствиям своей юности.
Уж кому-кому, а Кайзвальтеру, вербовщику экстра-класса, был досконально известен этот простейший способ вербовки — загон намеченной жертвы в «медовую ловушку».
* * *
Гретхен Рицлер была известна в великосветских салонах многих европейских столиц под разными именами: Марлен Шральмхаммер, Кристина фон Бюлов, Ева Вернер и, наконец, как Грета Ламсдорф.
Для Рицлер, как и для любой суперагентессы, принимать чужую личину, менять псевдонимы, мужей, вероисповедание и гражданство было так же естественно, как для женщины мирной профессии ежедневно менять носовые платки в сумочке. Нет ничего удивительного, что и хоронят таких людей, не раскрывая подлинного имени, ибо жизнь их — сплошная ложь, и смерть не бывает исключением...
В конце января 1953 года, «зачистив» очередной квартал Вены, — плановое мероприятие для возможного проведения встреч с агентами, закладок тайников, ухода от «хвоста» и т.н., — Петр привычным маршрутом направился к стойбищу всепогодных нимф, как вдруг сзади раздался рокот мотора, и мимо промчалось такси. Он заметил, что сидевшая позади водителя женщина стучит в окно и приветственно машет ему рукой.
«Что за чёрт!» — только и подумал Попов, как из остановившейся в десяти метрах машины выпрыгнула эффектная темноволосая женщина.
Призывно помахивая рукой и улыбаясь, она двинулась навстречу. Сделав пару шагов, женщина остановилась, пожала плечами и разочарованно покачала головой: обозналась!
Едва Попов успел оценить красоту незнакомки, как она развернулась на каблуках и зашагала прочь.
«Вот тебе, Петя, и сказки венского леса!» — Попов не мог прийти в себя от резкой смены поведения незнакомки.
Неожиданно женщина споткнулась и рухнула на колени. Повинуясь импульсу, Пётр бросился вперед и, подхватив её под руки, резко поставил на ноги. Гримаса боли исказила красивое лицо иностранки.
Её волосы касались лица Петра, глаза призывно горели, пунцовый рот влёк к себе, а высокая упругая грудь упиралась в его плечо. В следующий миг Петр впился в эти манящие губы.
Незнакомка всем телом прижалась к нему, закрыла глаза, вверив всю себя во власть звериного порыва...
Задыхаясь, Пётр прервал поцелуй.
—Данкешон, — как-то неопределённо прошептала женщина, имея в виду то ли руку помощи, то ли участие в поцелуе.
— Битешон, — автоматически ответил он и зарделся, проклиная своё произношение.
—Вы—иностранец?—не обращая внимания на смущение Петра, спросила фея.
— Яа-яа, — только и выдавил из себя подполковник.
— Русский? — настаивала незнакомка
— Да, я — русский!
— Как ието чудьесно! Моя мама есть русская! Какой тьесный мир! Как тьебя зовут? — перешла на русский фея.
— Пётр... А вас... Как зовут вас?
— Грета... Грета Ламсдорф...
— А что, если нам зайти куда-нибудь в кафе? Если вы не торопитесь...
— Да-да, коньешно... я сьегодня свободна, — с готовностью ответила немка.
Так начался первый и последний в жизни любовный роман русского разведчика Петра Попова.
По настоянию Ламсдорф Попов снял для свиданий роскошную квартиру в старой части Вены, которую технари из ЦРУ превратили в «студию звукозаписи и фотоателье», чтобы записывать и снимать все высказывания разведчика для последующего доклада шефу — Джорджу Кайзвальтеру.
Анализируя материалы, собранные в течение двух месяцев общения Попова с Ламсдорф, Кайзвальтер пришёл к выводу, что «НОВОБРАНЕЦ» психологически готов принять его предложение работать в пользу США.
Свое умозаключение Джордж делал на высказываниях Попова, которому во время свиданий Грета подмешивала в спиртные напитки так называемую «сыворотку истины»,—спецпрепарат, отключающий центры самоконтроля мозга человека.
Приняв дозу «сыворотки истины», Попов начинал слезливо жаловаться возлюбленной, как он одинок в этой жизни, в этой стае волков — своих коллег, которых он люто ненавидит. Винился перед любимой, что вначале скрыл от неё свою принадлежность к разведке. Признался, что женат, и на родине, в Твери, его ждут жена и двое малолетних детей. Жаловался на безденежье, которое толкает его похищать мелкие суммы из оперативной кассы, предназначенной для оплаты осведомителей...