— Нет–нет, — поспешил успокоить ее Демарх и похолодел от мысли, что на эти плечи, спину, заметно уже выдававшийся живот может опуститься раскаленный прут палача…
— Может, мне самой разбудить детей?
— Ну что ты! — через силу улыбнулся Демарх. — Они уже такие большие, а тебе не следует больше поднимать тяжести!
Он вошел в отделенную пологом из разноцветных старых лоскутков детскую половину и склонился над широким топчаном. С краю, как всегда, спал его сын, семилетний Дасий1, которого он назвал так потому, что он родился с густыми и черными, на удивление соседей, волосами.
— Дасий… — легко поднимая его, шепнул Демарх, — Вставай!
— Ну, еще немножечко, отец… — пробормотал сын, не открывая глаз.
— Вставай, вставай! Все ребята уже во дворе, тебя дожидаются!
— А сын Арата тоже там? — Сон мигом слетел с мальчугана. — Он должен мне семь альчиков!
— Там–там! — гладя его по взлохмаченным со сна волосам, кивнул Демарх.
— Тогда я побежал!
Пятилетняя Анфиса тоже встала без долгих упрашиваний. Демарх тревожным голосом сказал, что заболела ее любимая глиняная кукла, и девочка побежала в угол лечить ее.
Только самая младшая, Саранта долго капризничала и, роняя сонную головку на плечо отца, никак не соглашалась встать на ноги.
Помня о том, как тяжело далась им с Мелитиной эта болезненная, слабая девочка, собственно, они и назвали ее поэтому таким защитным именем2, Демарх не ругал и не торопил дочь. Наконец, придумав, что сегодня к ним в очаг пришли волшебные искры, на которые Саранта может смотреть сколько ей вздумается, он опустил ее на пол, и девочка радостно побежала к очагу, взглянуть на удивительных гостей.
Все домашние дела были закончены. Пора было выходить из дома: собрания заговорщиков обычно начинались ранним утром.
Демарх наскоро позавтракал куском ячменной лепешки с кружкой кислого, слегка подслащенного медом вина, подбадривающе улыбнулся жене и, оглянувшись на прощание, вышел на улицу.
«Дверь бы надо поправить и крышу переложить…» — вдруг подумал он и, отгоняя мысль, что, возможно, больше никогда не увидит ни этой двери, ни крыши, ни самого дома, махнул рукой и зашагал, невольно замедляя шаг, по знакомой дороге к лавке купца Артемидора.
Уже больше часа Эвбулид поджидал в повозке Лада после того, как тот, отказавшись от его помощи, отнес девушку на руках в дом лекаря.
Давно ожили улицы Пергама, наполнившись пестрыми потоками спешащих по своим делам покупателей, рабов, озабоченных купцов и важных вельмож.
Уехал, устав ждать, Протасий, приказав Звбулиду передать управляющему Флавию и сразу же возвращаться в имение.
А Лада все не было.
Наконец, он появился, растерянный, один, без Домиции.
— Ну что? — предчувствуя недоброе, встретил его нетерпеливым вопросом Эвбулид, — Что скачал врач?
Лад беспомощно развел свои могучие руки:
— Балий сказал, во всем надо положиться на волю богов…
— И все?
— Нет. Что у нее сильная горячка. Что любой другой лекарь уже посоветовал бы мне отрезать у Домиции прядь волос, но он постарается спасти ее… Эвбулид, — Лад с тревогой взглянул он на грека, — а что это у вас означает — отрезать у больной прядь волос?
— Ничего страшного! — нарочито бодрым голосом поспешил успокоить тот. — Это значит… — замялся он, вспоминая лекаря, который однажды тоже советовал поступить так со старшей дочерью в знак того, что у нее никаких надежд выжить, — что он хотел таким способом умилостивить богов и принести им в жертву прядь прекрасных волос Домиции. Не может Аполлон и его сестра отказаться от такого подарка!
— Да? — недоверчиво взглянул на Эвбулида Лад, ища на лице следы лжи и не найдя их, с облегчением выдохнул: — Тогда мне остается верить в то, что через месяц мы снова заедем сюда и застанем Домицию уже совсем здоровой!
— Как через месяц?! — воскликнул Эвбулид. — Он что, не побоялся оставить у себя рабыню на такой долгий срок?
— Балий смотрел только на золото, которое велел передать ему Протасий! —- пояснил Лад.
— И даже не разрешил тебе заехать раньше, чтобы справиться о ее состоянии?
— Он смотрел на золото… — глухо повторил сколот.
— Когда же мы теперь сможем убежать?!
Лад виновато пожал плечами.
— Лекарь сказал, что если боги смилостивятся над Домицией, то все равно лечить ее надо целый год…
—Целый год?! — вскричал Эвбулид. — Ох, уж эти лекари… Ради золота Эвдема он еще десять лет будет делать вид, что лечит ее!
—И еще, он сказал, что везти ее нужно будет без тряски, в окружении ласковых и преданных слуг. – добавил сколот. Но, Эвбулид, бегство из Пергама будет трудным даже для нас, не то что для нее. И потом, моя родина так далеко, дорога до нее убьет Домицию! Что нам делать?..
Впервые Лад выглядел таким беспомощным и нерешительным.
Эвбулид невольно улыбнулся, видя, что в глазах этого огромного бесстрашного человека готовы вот–вот появиться слезы и, подумав, уверенно ответил:
— Надо искать моего купца. Если мы упросим его выкупить нас троих, то я тут же отправлюсь в Афины, а ты сможешь повезти Домицию к себе на родину, не подвергая ееопасностям, которые на каждом шагу подстерегают беглых рабов!
— Так поехали! — запрыгнул в повозку Лад.
— Куда? — остужая его пыл, спросил Эвбулид. — Надо сначала расспросить прохожих.
Первым купцом, попавшимся им навстречу, был Анаксарх, спешащий на собрание в лавку Артемидора.
Занятый своими мыслями о предстоящей встрече с торговцем, больше года прожившим по приказанию Аристоника в Риме, и каким–то беглецом из Сицилии, он не сразу понял, чего добиваются от него два раба, спрыгнувшие из богатой повозки.
— Афинодор или Аполлодор? — наконец, уяснив, что к чему, переспросил он. — Так у нас в Пергаме одних только Афинодоров не менее ста, и, как минимум, десять из них, торгуют вазами и мегарскими чашами, и сами ваяют из бронзы.
— Всего десять? — обрадовано переспросил его высокий раб с тяжелыми плечами. — Так говори скорее, где они живут!
Анаксарх, с недовольством глядя на восходящее солнце, наскоро объяснил все, что от него требовалось, и пошел скорой походкой дальше, что совсем не шло его грузной, дородной фигуре.
— Ну, так с какого начнем? — усаживаясь в повозку, спросил Лад. — С того, что живет направо или с того, что налево?
— Вообще–то, Протасий велел передать тебе, чтобы мы сразу же возвращались в имение, — замялся Эвбулид. — Стоит ли теперь с ним ссориться? Ведь у нас еще месяц!
— Боюсь, что нам и месяца не хватит, чтобы отыскать твоего подаренного, — проворчал Лад. — Что, если твой купец был подарен не Афине, а какому–нибудь Гелиосу или Деметре?