Погруженная в свои думы Валентина, застыв, стояла перед желтой афишей, как вдруг заметила, что двое молодых людей, вышедших из здания, с интересом ее рассматривают. Сообразила, что, глядя на афишу, плакала, будто ей привиделся страшный сон.
Она развернулась, чтобы уйти, но молодые люди, преградив дорогу, стали наперебой предлагать влиться в их компанию — в их распоряжении дача на всю ночь, да и вообще, не к лицу плакать и убиваться такой сексапильной женщине, пока не перевелись ценители ее внешних красот…
Грубая прямота, с которой все это было сказано, вернула Валентину к реальности. Она вновь ощутила себя провинциалкой, как восемь лет назад, когда впервые приехала в Москву.
Тогда, как и сейчас, ее останавливали на улице мужчины, предлагая весело провести время на даче. Странно, ее негодование обрушивалось не на предложение, нет! — на собственную застенчивость и неспособность найти слова для категоричного отказа. Тогда она, юная и неприступная, спокойно и гордо проходила мимо, всем своим видом демонстрируя бесповоротное отрицание скабрезных предложений.
Скольких молодых, и не очень, мужчин она познала, сколько перечувствовала с тех пор! Теперь же она представлялась себе такой ничтожной и неприкаянной…
Валентина резко развернулась на каблуках и, не разбирая дороги, зашагала по лужам прочь. С ужасом она думала о том, что никогда ее жизненный путь не был освещен ни единым лучом того блеска, который озаряет жизнь Олега. И чем дальше она в мыслях уносилась в недоступные волшебные края, тем более жалкой казалась себе и недоумевала, почему так сложилось, что она бросила ВГИК, отказавшись от своих надежд на артистическую будущность?!
Беспрестанно Валентина задавала себе одни и те же выворачивающие душу наизнанку вопросы.
«Ну почему я так легко смирилась со своей судьбой?! Почему так быстро рассталась со своими юношескими идеалами?! Почему так беспечно прожила последние годы?! Кто в этом виноват?..»
И вдруг вспомнила, что самым досягаемым источником для ее жизненной энергии стала новая подруга.
«Прочь! Надо сейчас же пообщаться с Ланой. Кто-то же должен подпитывать меня своим оптимизмом!»
* * *
— Тиночка, можешь меня поздравить, я наконец получила паспорт! — услышала Валентина, едва переступив порог посольской квартиры. Она почувствовала легкое раздражение. Сделав над собой усилие, криво улыбнулась.
— Поздравляю… Красивый… паспорт-то?
— Сейчас покажу, проходи!
Светлана, пританцовывая, закружилась в прихожей. И вновь Валентина почувствовала досаду и зависть к восторгу подруги.
— И когда ты улетаешь?
— Через три дня, утром в четверг… А билет принесут вечером в среду.
— Ты уже уложила чемодан?
— Ну что ты! Еще прорва времени, успею… На, полюбуйся!
Лана протянула зеленокожую книжицу дипломатического паспорта.
— Тебе можно позавидовать… Счастливая! — с трудом выдавила из себя Валентина, возвращая паспорт. — Через три дня ты окажешься в цветущем раю, а здесь… Кстати, а почему паспорт не красного цвета, а зеленого?
— А потому, милая моя, что я — член семьи дипломата и мне полагается дипломатический паспорт, а он — зеленого цвета…
— Ну, тогда с тебя причитается вдвойне! — пытаясь разыграть восторг и радость за подругу, натянуто улыбнулась Валентина.
— А как же! Как только принесут билетик — сразу «на посошок»!
— Ну, положим, «посошком» ты не отделаешься… Есть еще «стременная», «закурганная» и прочая, прочая…
Автоматически произнесла Валентина, а про себя подумала, что лучше бы вообще не заглядывала сегодня к подруге. Быть свидетелем чужих успехов не было сил!
Посидев для приличия несколько минут, Валентина сослалась на нездоровье и ушла к себе. Пинком ноги открыла дверь, не зажигая света, бросилась к бару, выхватила початую бутылку коньяка и прямо из горлышка осушила ее.
После общения с новой подругой Валентина чувствовала себя обкраденной, будто все это время в Африку должна была лететь она, но в самый последний момент Судьба все перерешила и остановила свой выбор на Лане. Ей хотелось бы тоже иметь кого-то, кто в среду доставил ей билет в благословенные края.
«Черт подери! На месте этой беззаботной посольской дочки могла быть я, если бы… если бы… Ну почему я такая одинокая, такая несчастная, никому не нужная?!»
Внутри вновь стало вскипать недовольство против всех и вся, против живых и мертвых. И снова она проклинала своих погибших родителей, своего покойного супруга, Олега, Артура, Мальвину, Поля и всех его друзей-негров.
«Сколько женщин завидуют моей красоте, но что она значит, эта красота, без удачливости и счастья?!»
Известие о том, что ее соседка улетает в Сомали, заставило Валентину почувствовать себя жестоко обманутой. Ну почему туда летит Светлана?! Ведь туда, да и не только туда, могла бы лететь она, Валентина! Вместо этого она останется одна-одинешенька в пустой квартире, среди поблекших воспоминаний о бесцельно прожитой юности. Жизнь утекла меж пальцев, и ей, алчущей лучшей доли, остается либо уступать притязаниям самцов, истекающих слюной от вожделения, либо самой охотиться за достойным женихом! И вдруг Валентину осенило. В диком возбуждении она схватила фотографию, стоявшую на трельяже.
Месяц назад, когда они со Светланой прогуливались по зоопарку, к ним подошел человек с фотоаппаратом. Представился штатным фотографом и предложил сделать пару снимков. Бесплатно. Пояснил, что фото сестер-красавиц станет украшением его стенда. Тогда Валентина и Светлана просто рассмеялись, восприняв слова незнакомца о сестрах как неуклюжий комплимент. Сейчас же, лихорадочно всматриваясь в снимок, Валентина убедилась, как прав был фотограф.
«Да, внешне мы очень похожи… И если уж профессионал нашел между нами портретное сходство, что могут сказать другие, менее просвещенные люди! Для окружающих мы — сестры! Действительно, у нас много схожих черт: овал лица, нос, рот… Разнятся брови, цвет глаз и волос, но черт возьми! — пинцет и краска для чего?! И потом, разве разберешь на черно-белой фотографии паспорта, какие у человека глаза — карие, серые или зеленые?! Стоп! Но Лана моложе меня… Ну и что? Фотографию на паспорт я могла сделать еще три года назад! Нет-нет, этот шанс упустить нельзя! А Лана? А что Лана! Сделает себе еще один паспорт, подумаешь… Пришлю ей из Парижа покаянное письмо, она поймет, что у меня не было выхода… Стоп! А как же квартира, дача? Ведь их можно выгодно продать, за них можно выручить сумасшедшие «бабки»! Да, но на это уйдет уйма времени, а я потеряю свой выигрышный билет, упущу мой единственный шанс выбраться из «совка»! Нет-нет, сейчас, именно сейчас — тот случай, когда пуповину с прошлым надо рубить, не раздумывая, одним ударом, р-а-з — и в дамках, то есть — в Париже! Так, а с чем я прилечу в Париж? Ну-ка, ну-ка, сколько «баксов» в заначке? Всего семьсот? Ну и ну! Роскошествуете, Валентина Николаевна, ни в чем себе не отказываете, да? Все, заработанное непосильным постельным трудом, успели спустить и на черный день ничего не оставили?! А на что же вы собираетесь жить в Париже? На семьсот долларов?! Ну, на первое время можно одолжить у Мальвины, а потом? Потом жрать кошачьи кишки, а вечером на панель, так что ли?! Нет, не годится! Но и оставаться здесь — тоже не дело! Бежать, бежать отсюда без оглядки! От воспоминаний о Видове, об Артуре, о неграх, о КВД, обо всем сразу! У-у, черт!»