Я говорю вам о своих недостатках заранее и честно… Ведь между нами, коллегами, не должно быть недомолвок, как вы считаете? Вы поймите меня правильно. Я хочу, чтобы наше с вами будущее сотрудничество развивалось на принципах взаимного доверия и искренности, или я ошибаюсь? Если я ошибаюсь — поправьте меня, уберегите меня от совершения в будущем роковой ошибки! Я бы даже сказала — от непредумышленного предательства… Но что делать, если мои родители передали мне такой порок — громко разговаривать во сне? Я уже обращалась к врачам, к светилам медицины — все пустое, ничего поделать не могут… Никакие снотворные и транквилизаторы не помогают… Может быть, у вас, товарищ Коршман, извините, товарищ Коршунов… имеются какие-то спецпрепараты, чтобы не выбалтывать секреты… во сне?
* * *
Страстный и сценически выверенный монолог Раневской потряс Коршунова. С явки он ушел подавленный и напрочь разбитый железными аргументами кандидатки на вербовку.
Доложив о состоявшейся вербовочной беседе Грибанову, он в заключение доклада сказал:
— Баба согласна работать на нас, я это нутром чую, Олег Михайлович! Но… Есть объективные сложности, выражающиеся в особенностях ее ночной физиологии…
— Что еще за особенности? — спросил Грибанов. — Мочится в постель, что ли?
— Нет-нет! Громко разговаривает во сне… Да и потом, Олег Михайлович, как-то несолидно получается… Негоже все-таки нашей прославленной народной артистке занимать комнату в коммунальной квартире… Полагаю, что ради того, чтобы привлечь Раневскую к секретному сотрудничеству и эффективно ее использовать в наших интересах, надо бы ей выделить отдельную квартиру… У меня — все!
— Что ж, подумаем…» — ответил неопределенно Грибанов, но через месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.
* * *
И тогда Коршунов вновь пошел на приступ, стал названивать в Театр им. Моссовета, где работала актриса, чтобы, значит, встретиться с нею и формально узаконить состоявшуюся вербовку отбором подписки о добровольном сотрудничестве, неразглашении и т. д. Ну, в общем, соблюсти все формальности.
Однако каждый раз выяснялось, что Фаина Георгиевна пока не может с ним встретиться либо по причине своей занятости, либо состояния здоровья — то она готовится к премьере, то у нее хандра, то насморк.
Когда же наконец в телефонной трубке он услышал ее воркующий голос, очень доверительно сообщивший ему как коллеге и товарищу по борьбе, что у нее начались какие-то «критические дни» и поэтому она просит вновь перенести свидание, он рассвирепел и в сердцах бросил ей что послезавтра приедет к ней домой, в новую отдельную квартиру, для окончательного расчета.
Не знал молодой лейтенант с начальным школьным образованием, с кем столкнула его судьба и какой прожженной бестией оказалась обхаживаемая им «кандидат на вербовку»!..
На следующий после разговора Коршунова с Раневской день, рано утром, в приемной КГБ при Совете Министров СССР появился некий мужчина с испитой рожей, на вид неопределенного возраста — от пятнадцати до восьмидесяти пяти — и попросил принять от него заявление.
Настаивал, чтобы оно было обязательно зарегистрировано, потому как дело чрезвычайной государственной важности…
Коллективное заявление жильцов высотки на Котельнической набережной, где уже месяц проживала Раневская, через час лежало на столе у Грибанова, потому что ему и было адресовано.
В своем обращении квартиросъемщики (всего десять подписей), проживавшие над квартирой Раневской, просили органы госбезопасности разобраться с некой артисткой (фамилия в заявлении не указывалась), которая ночи напролет вопит о происках империалистических разведок. Рассуждает, как разделается с ненавистными супостатами и какую кузькину мать она им покажет, едва только ее примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником.
Через час Коршунов стоял по стойке «смирно» в генеральском кабинете. Грибанов отдал ему заявление со словами: «На Фаине поставь крест, ищи кого-нибудь другого… Молчащего во сне. Все! Свободен!»
По прошествии некоторого времени Коршунову от агентуры, окружавшей Раневскую в Театре им. Моссовета стали известны подробности создания пресловутого «коллективного заявления».
Артистка за две бутылки водки сподвигла на эту акцию сантехника из ЖЭК, того самого заявителя с испитым лицом. В общем, наш поезд проследовал дальше без Раневской…
— А квартира?
— Квартира осталась Раневской! Перефразируя ее собственный афоризм об отношении больного и медицины, можно сказать: «если народная артистка очень хочет жить в элитном доме, то КГБ бессилен…»
Впоследствии Фаина Георгиевна, приглашая коллег — среди них было немало наших агентов, которые по ней и работали, что для нее секретом не являлось — на чашку чая в новую квартиру на Котельнической набережной, еще долго вспоминала общение с Коршуновым. Как бы оправдывая свой дьявольски изощренный трюк с «коллективным заявлением», неизменно повторяла: «Девочки, вы должны меня понять. Я отказала ГэБэ лишь по одной причине. Дать много органам я не могу, а мало мне совесть не позволяет — проклятое воспитание!»
Вот после такого ее фортеля Олег Михайлович и принял решение срочно заменить Фаину…
Слава Богу, не скудеет земля Русская красивыми умными женщинами! Нашли! Некую Ларису (Лору) Кронберг-Соболевскую, разведенную красавицу-актрису, которой предстояло сыграть в своей жизни главную, а в жизни посла Франции — роковую роль.
И она ее исполнила с блеском. За что была награждена Олегом Михайловичем роскошными швейцарскими часами, выполненными из золота и бриллиантов. А твой покорный слуга, — Карпов пальцем ткнул себя в грудь, — получил орден Красной Звезды!
— Как же так? — лицо Олега выражало разочарование. — Да я за захват главаря душманской группы в пять стволов получил такой же орден, а вы — посла великой державы вербовали, и всего-то орден Красной Звезды?! Как-то уж совсем по-нищенски…
— Милый мой, ценности в нашем государстве девальвировались… Посмотри на нашего генсека… Он за что получает Звезды Героя Советского Союза? За годы, прожитые под капельницей?.. А ты помнишь, сколько времени мы потратили в конце 70-х на изучение и обсуждение на занятиях по марксистско-ленинской подготовке его нетленного труда под названием «Малая Земля»?! Кстати, за этот опус он отхватил Ленинскую премию первой степени и 100 тысяч рублей в придачу! Об остальном я, с твоего позволения, умолчу…
Карпов бросил взгляд на часы.
— Олег Юрьевич, если не ошибаюсь, мы сегодня сэкономили на обеде… Ты — встречался с Пороховщиковым, я — с председателем… Предлагаю наверстать потери в весе за ужином… в нашей офицерской столовой! Заодно, в ответ на твою реплику, что Константин Вишня, «учитывая его привязанность к жене и к ребенку, никуда не побежит», расскажу тебе об уникальном, я бы сказал, сенсационном побеге за границу целой семьи…
— Летом 1980 года во всех подразделениях всесоюзной милиции появились фото супругов Шеймовых — Виктора, Ольги и их пятилетней дочери Леночки, якобы без вести пропавших, — неторопливо начал Карпов. — Чтобы стимулировать их поиск, через нашу агентуру был распространен слух, будто глава семейства — ответственный сотрудник Центрального аппарата КГБ. А нашим Следственным управлением по факту исчезновения Шеймовых было возбуждено уголовное дело. Да ты, Олег Юрьевич, сам наверняка комплект их фотографий в кармане носил…