– Чего?!

Седой ответил не сразу. Он некоторое время сидел, задумчиво глядя куда-то в пустоту и потирая пальцы, потом снова вздохнул и повторил:

– Ну, если коротко, вы двигаетесь по пути изобретения всяких приспособлений – машин там, микроскопов, кранов, ракет – и потому называетесь технологической цивилизацией, а есть другие, которые владеют тем, что вы называете магией, так понятно?

– Так она что, на самом деле бывает? – недоверчиво переспросил Михаил.

– Бывает, можешь нам поверить, – серьезно кивнул Седой.

Миша несколько минут напряженно морщил лоб, примиряясь с тем, что все те штучки, которые он считал сплошным разводиловом, на самом деле существуют.

– Хотя практически, – добавил Седой, – все те, кто у вас называет себя таковыми, к настоящей магии не имеют никакого отношения.

Лоб Михаила разгладился.

– Я так и знал!

– Отлично, двигаемся дальше. – Тут Седой снова замолчал и задумчиво потер пальцы. – Ну, например, так… По-твоему, можно ли сделать лодку, выдерживающую вес человека, из газетной бумаги?

Михаил хмыкнул.

– Ну, ты даешь! Конечно нет!

– А, скажем, самолет из чугуна или свинца?

Миша нахмурился.

– Ты чего, меня за идиота держишь?

Седой вскинул руки.

– Не кипятись. Мы просто хотели показать, что даже в технологическом мире существуют некие ограничения по подбору задачи и используемых для ее достижения материалов. То есть если ты собираешься добиться некой цели, для тебя существуют определенные, не зависящие от тебя правила и законы, нарушая которые ни к чему хорошему ты не придешь. Понятно?

– Конечно.

– Так вот, у того, что у вас очень неточно и не совсем верно именуется магией, также есть некие правила и законы. И именно они ставят меня в такое положение, что я вынужден рассказывать тебе все то, что я тебе уже рассказал.

– Как это?

Седой развел руками.

– Вот так. Магия… ну, будем пользоваться этим термином, за неимением другого, – вещь очень жесткая. Предельная. Именно с ее помощью и была создана эта Вселенная, поэтому она предоставляет овладевшим ею так много возможностей, что, на самом деле, нет никакого смысла идти по технологическому пути. Но в то же время, поскольку она лежит в первооснове бытия, ее использование ограничено очень жесткими законами. И нарушать их, значит, на начальных уровнях наживать себе очень серьезные проблемы, а выше – просто заниматься самоубийством. Причем не столько «само», но еще и убийством своей среды обитания. Во всей всеобъемлемости этого термина – то есть вещей, включенных в твое личностное пространство, людей, которые рядом с тобой, времени, в котором ты существуешь, твоей сущности бытия… – Седой вздохнул, как будто ему было тяжело говорить об этом, и продолжил: – К сожалению, ваши доморощенные колдуны и маги об этих законах никакого представления не имеют. Поэтому, поймав, во многом интуитивно либо опираясь на некие книги и артефакты, чаще всего созданные такими же интуитивистами, какую-нибудь из магических техник, радостно начинают практиковать ее направо и налево. За что потом практически всегда расплачиваются. Иногда вполне себе обыденно и даже не подозревая об этом. Просто считая, что пошла полоса неудач. А иногда просто жутко. – Он замолчал.

Молчал и Михаил. Некоторое время они сидели, думая каждый о своем, а потом Миша тихо спросил:

– А какое это имеет отношение к твоим рассказам?

Седой пожал плечами.

– Мы должны соблюдать баланс.

– Как это?

Седой перегнулся через ручку кресла и двумя пальцами ухватил за ручку двухпудовую гирю, стоявшую в углу комнаты. Легко подкинув ее, он быстро переместил руку вниз, под гирю, и поймал ее на… вытянутый вверх указательный палец. Михаил вытаращил глаза. Седой совершенно без напряжения держал гирю на указательном пальце.

– Смотри. Для того чтобы откат не ударил по мне, по моему эгрегору, мы можем практиковать магию только вот таким, несколько экзотическим для твоего представления о мире, способом. Ну, типа, держать гирю на пальце, а не за ручку или просто обхватив. А для того чтобы она там удержалась, мы должны уметь найти баланс. При этом совершенно неважно, скажем ли мы всем вокруг, в том числе и, например, гире, что нашли баланс, про себя зная, что это не так, или будем искренне считать, что его нашли. Важен факт. Если мы нашли баланс и сумели его соблюсти – все получится, если нет – нам же будет хуже. Чего бы мы там о себе ни думали. Так вот для того чтобы соблюсти баланс – между чем и чем, пока не спрашивай! – мы вынуждены рассказывать тебе то, что ты хочешь узнать. Понятно?

Михаил некоторое время сидел, ничего не отвечая и напряженно размышляя над тем, что только что услышал, а затем поднял взгляд на соседа и тихо спросил:

– Так чего же вы собираетесь с нами сделать?

Седой усмехнулся и отрицательно качнул головой.

– Я же сказал, про это пока не спрашивай. Всему свое время.

– А ты расскажешь?

– Да. А сейчас иди. Того, что ты услышал, для баланса пока достаточно, а альтруизма от меня ждать нечего.

6

– Это он?

Высокий, жилистый мужчина с лицом, самой выдающейся чертой которого были развитые челюстные мышцы, угрюмо смотрел на Михаила.

– Да, – спокойно ответил Седой.

Мужчина недоверчиво покачал головой.

– Странный выбор.

Седой не ответил.

Мужчина стиснул челюсти и кивнул:

– Ну что ж, пусть будет он, – после чего повернулся и вышел из палатки. Михаил проводил его взглядом и украдкой вытер пот. До этого леса где-то под Тулой они с Седым добрались на его «Ниве».

Все началось еще вчера. Седой позвонил ему и спросил, не сможет ли он завтра прокатиться с ним «в одно место». Михаил как раз мучился над практическими задачами по теоретической механике, которая вытягивала из него все соки. Поэтому когда появилась вроде как веская причина отложить ее на какое-нибудь отдаленное «потом», он с радостью ухватился за эту возможность. Седой вежливо поблагодарил и пообещал перезвонить завтра.

День у Михаила прошел бестолково. В институт он не поехал, правая стойка «шахи», которую он планировал собрать до воскресенья, также осталась валяться в гараже на верстаке в виде отдельных деталей. На тренировку он тоже не сходил, поскольку ждал звонка от Седого. Но тот позвонил только во второй половине дня.

– Ну как, готов?

– Давно уже, – с легкой обидой в голосе протянул Михаил. – Сказал бы, что поздно поедем, я бы, может, чего полезного сделать успел.

– Еще успеешь, – с легкой насмешкой в голосе отозвался Седой.