А чтобы я не подумала, что это пустые слова, отец троекратно прикоснулся губами к лезвию обнаженного меча и призвал Винна в свидетели.
Но время шло, а ярл не возвращался. Потом ушел и его кормчий. Я прекрасно понимала, что надежды на удачу нет почти никакой, но все же отдала ему диргем. Кормчий исчез, диргем тоже исчез. Акси сказал, что кормчему еще повезло – он рубит скалы молотом и, может, еще когда-нибудь вырвется. А ведь его могло и просто разнести в клочья – и вот тогда его душа погибла бы навсегда. А отец, когда узнал о смерти кормчего, очень сильно изменился в лице и сказал:
– Это недобрый знак! Великий Винн не принял огненный диргем. Иначе говоря, он не желает нам помочь. И, значит, больше нам ярла не видеть!
А я сказала:
– Нет, это не так!
– Почему? – спросил отец.
– Потому что я верю в другое! – ответила я.
Отец хотел мне возразить… да передумал, промолчал. Он тогда просто обнял меня и держал так достаточно долго. Я плакала. Отец меня не утешал. И это хорошо, потому что иногда нужно плакать и плакать и плакать.
А ночью мне был сон: я видела, что ярл идет ко мне и улыбается. Я успокоилась.
Отец же с той поры, напротив, стал очень раздражителен и неразговорчив. Потом он, как всегда, отправился в поход на морфов. Долго его не было! Когда же он вернулся и сказал, что возле Шапки Мира они оказались совершенно случайно, я промолчала, но была уверена: отец пришел туда, куда хотел придти! Когда же он сказал, что бил мечом того, кто явился к его костру и попросил поесть, я поняла, что отец прекрасно знал, кто перед ним – и мстил за ярла! Я также поняла, что такое отцу не простится и поэтому он очень скоро умрет. И он об этом знал. И говорил:
– Нам больше ждать нельзя. Ведь если я умру, а ты так и останешься незамужней, то Счастливый Фьорд достанется чужому человеку. Дочь моя, этого нельзя допустить! Поэтому ты должна немедленно выбрать себе жениха и, клянусь своим незапятнанным именем, я одобрю любой твой выбор, пусть даже ты назовешь того, с кем мы находимся в кровной вражде!
Я отвечала:
– Нет! – назавтра: – Нет! – напослезавтра: – Нет!
И еще говорила:
– Отец, он обязательно вернется! А если нет, и ты умрешь, и я буду одна, тогда зачем мне Фьорд?!
– Ах, так!
И он, собрав всех наших людей и рабов, объявил свою черную волю – лишил меня всего еще при своей жизни. Он, наверное, надеялся, что это меня напугает. Но я стояла на своем, я ждала Айгаслава. Шли дни, а он не возвращался. Отец со мной не разговаривал.
В тот день, когда впервые в этом году показалось солнце, отец был особенно хмур. На пиру он молчал. Когда пир кончился, отец переоделся в чистые одежды, лег, подозвал меня и сказал:
– Я завидую Хальдеру. Когда он умирал, то знал, что после него остается сын – пусть и не родной, пусть и погубивший его, зато сын! А я умираю один. И все-таки…
Тут он снял с руки Хозяйское Запястье и сказал:
– Мои слова – это мои слова. Но кроме них есть еще и закон. И это очень мудро, ибо слова могут оказаться поспешными и необдуманными, а закон всегда прав. Так вот, согласно закону, ты еще в течение трех полных недель после моей смерти можешь передать это запястье тому, кого я пожелал бы видеть своим наследником. В последний раз спрашиваю тебя, дочь моя: кто будет твоим мужем?
– Айгаслав!
Отец долго молчал. Потом сказал:
– Никто не скажет, что я не любил тебя. Держи! – и отдал мне Запястье.
Запястье было теплое, тяжелое, в нем много золота и еще больше силы, и если кто-то, не имея на то права, наденет его на руку, то оно будет сжиматься и сжиматься до тех пор, пока рука не почернеет, потом помертвеет…
Отец велел:
– Свет погаси!
Я погасила. А потом, немного подождав, спросила:
– Ты что, решил уйти?
– Да, – сказал он.
– Ты будешь говорить? Позвать их всех?
– Нет, – сказал он. – А знаешь, почему?
Я не ответила. Тогда он сам заговорил:
– Потому что я не желаю оказаться в Заветном Чертоге. Мне куда больше хотелось бы попасть к подземцам, ведь только там и можно встретить твоего непутевого жениха. И вот, встретив его, я бы сказал ему…
Но я уже заткнула уши! Зачем мне было слушать гневные слова? Отец и раньше был не очень-то воздержан на язык, а уж после того, как он попытался убить Винна, он стал просто невыносим. Сегодня ночью он умрет, и что после него останется? Гнев? Брань? Нет, тогда думала я, лучше я запомню только это: «Никто не скажет, что я не любил тебя!» И я сидела, ничего не слышала, и ждала того, что должно было обязательно произойти. Потому что от Винна не укрыться. И Винна нельзя разжалобить. И еще: почетно, если Винн приходит днем. И очень позорно, если он приходит ночью. А ночью он приходит так: вначале напускает сон – как тогда и было со мной, а после…
Но я ничего больше не помню! Проснулась я уже от крика:
– Умер! Умер!
Да, мой отец был мертв. Винн убил его ночью. Винн отвернулся от него! Винн не возьмет его в Чертог! О, как они кричали! А как поспешно разбегались – даже добра с собой не брали. А я ведь открыла все наши сундуки, я предлагала им брать из них все, что им только приглянется – нет, они все равно убегали! Остался один только Акси. Он помог мне похоронить отца. И он же потом, как раб, работал по хозяйству. И успокаивал меня, когда мне было страшно. А еще он пел для меня песни, и эти песни были колдовские. Оказывается, Акси, когда он был молодым, знался с колдуньей. А если бы я умела колдовать, мечтала я тогда…
Но я умела только ждать – и я ждала. И я не просто ждала, а каждое утро варила приворотную кашу, ставила ее на стол, укрывала белым полотенцем, читала Девичий Завет…
Акси молчал. А я выходила из землянки и подолгу смотрела в ту сторону, куда когда-то ушел Айгаслав. Так прошла неделя, вторая, и так прошло еще пять дней третьей недели…
И только уже в предпоследний день я наконец увидела его – как он спускался по тропе. Великий Винн! О, как я была счастлива! А как я тогда растерялась! И если бы не Акси, то все пропало бы! Но Акси вел себя отменно – сперва он принес белый платок и повязал им мою голову, ибо замужние женщины не имеют права показываться на люди с непокрытыми волосами. И он же подал мне Хозяйское Запястье. А руки у него сильно тряслись! А у меня еще сильней!..
И тут подошел ярл. Я поклонилась ему в пояс. Акси спросил его – он сразу согласно закивал и так же сразу подал мне руку…
И я надела на нее Хозяйское Запястье! И оно было впору! Ярл засмеялся, поднял меня на руки, расцеловал, понес к столу. Мы сели, Акси дал нам ложки. Мы ели приворотную кашу – Айга кормил ею меня, а я – его. А Акси без умолку пел свои песни. Потом Акси ушел. Надолго. Потом мой муж – мой самый лучший муж на свете! – позвал его, и они много пили и ели, и Акси рассказывал много всяких веселых историй. Потом заговорил мой муж и рассказал о том, что с ним случилось в Чертоге. А я лежала в спальной нише, слушала. Мне было очень страшно! А еще я им очень гордилась. Но Акси сказал так: