Когда за мной плотно закрылась дверь, Теодора встала мне навстречу и сказала:
– Ну вот, еще и двух лет не миновало, а ты уже здесь!
– Винюсь, – скромно ответил я.
– Ты раб!
– Твой раб!
На это Теодора только рассмеялась. Я ее обнял – она замолчала. Я поднял ее на руки – она улыбнулась и тихо сказала:
– Мы не одни.
– Я к этому привык.
Она зажмурилась…
Нет, к этому, конечно, не привыкнуть. Это очень противно, когда ты знаешь, что за тобой постоянно кто-нибудь да подсматривает. Там же для этого столько всяких потайных окошек и щелочек! Вот почему я часто говорю, что когда стану автократором, то велю сжечь Наидворец и построю новый, у себя на Санти, но Теодора отвечает, что вскоре то же самое будет устроено и там. Вполне возможно, что она права, ибо все дело в нашем, руммалийском духе. Мы слишком лживы, недоверчивы. А что мы пока еще сильны, так ведь же сказано: здание на вид еще крепкое, но стропила уже напрочь прогнили, и поэтому от первого же порыва свежего, по-настоящему крепкого ветра, оно сразу же рухнет! Так, повторяю, сказано. Но, во-первых, это еще не произошло и не происходит, а если и произойдет, то еще очень нескоро. А во-вторых, и это главное, то какое мне тогда могло быть до всего этого дело?! Я же тогда был у нее, и была ночь и тишина, мы были счастливы. А если кто-то, думал я тогда, и в самом деле сейчас приник ухом к стене, пусть даже это сам Тонкорукий или весь Благородный Синклит в своем полном составе, так пусть себе слушают! И я, подумав так, не удержался и нарочито громко воскликнул:
– Вина, еще вина, любовь моя!
И мы пили вино, вели неспешную беседу. Клянусь моим верным мечом, мы ни единым словом не обмолвились ни о короне, ни о легионах, ни, тем более, еще о чем-либо ином. Она – это она, я – это я, и с нас этого было вполне довольно.
Под утро я ушел. И с той поры мои приезды в Наиполь стали довольно частым делом. Тонкорукий не чинил мне никаких видимых препятствий. А заговор тем временем все ширился, срок выступления все приближался. А Армилай, как нам стало известно, уже покинул Великую Пустыню и с жалкими остатками войска прибыл в Миссаполь. А с севера тоже приходили все более тревожные вести: Старый Колдун готовит новое нашествие. И сил у него на этот раз будет втрое больше прежнего. Кроме того, теперь с ним будет много знатных мастеров по осадному делу.
Но это бы ладно! Так тут еще и Полиевкт, которому Тонкорукий поручил вести северные дела, начал рассказывать о тамошних правителях весьма необычные вещи, и, что примечательно, все ему верили! Мой верный человек передавал мне его слова самым подробнейшим образом и каждый раз был очень возбужден, но я только пожимал плечами. Ведь если бы он знал, каких только небылиц я не наслушался в Великой Пустыне! Варвары, они все таковы и вечно норовят придать себе значительности всякими баснями о своей якобы несокрушимости, а на самом же деле, при ближайшем рассмотрении, все это не стоит и выеденного яйца! И я так прямо и сказал. И велел передать Полиевкту, чтобы он не забивал себе голову всякими недостойными его внимания пустяками, а лучше бы поскорее выяснил, можем мы рассчитывать на Пятый легион или нет.
Но Полиевкт словно сошел с ума – связался с каким-то мошенником и проходимцем, который не так давно уже обесчестил свое имя, предлагая Благородному Синклиту секрет превращения свинца в золото. Ну а теперь этот мошенник утверждал, будто ему почти удалось разгадать тайну Абсолютного Эликсира – то есть состав этой чудесной жидкости ему пока еще неведом, но зато он знает, где находится некий источник… Ну, и так далее. Не стану отвлекать ваше внимание – это во-первых. А во-вторых, все разговоры об Абсолютном Эликсире держатся в строжайшем секрете, знают о нем лишь сам мошенник, а также Полиевкт, Тонкорукий, мой верный человек и я. Однако вся эта мышиная возня вокруг Эликсира мне очень и очень не нравится, потому что Полиевкт настолько сильно увлекся этой идеей, что стал все более и более удаляться от участия в заговоре. Мало того, он стал убеждать и других, будто бы выступление нужно на некоторое время отложить. Опасность, исходящая от страны северных варваров, столь велика, говорил Полиевкт, что мы должны на некоторое время забыть все свои внутренние распри и сперва разобраться со Старым Колдуном, а уже только потом обратить взор на себя и навести порядок в Наиполе. И он, Полиевкт, приводил в подтверждение этому такое невообразимое число самых различных и внешне весомых доводов, что мало-помалу убедил в своей правоте многих. То есть, в итоге он нанес нашему делу куда больший урон, нежели это мог сделать сам Тонкорукий, если бы он вдруг узнал (не допусти того, Всевышний!) о заговоре. Ведь заговор только тогда хорош, когда он составляется довольно быстро, а затем происходит мгновенная развязка – и все получают обещанное, так и не успев даже понять, какому же риску они подвергались. Но как только подобное дело откладывается на значительный срок, то кто-нибудь из его участников непременно задумается о том, о чем не следует задумываться – а там, глядишь, и вовсе охладеет к предприятию и даст увлечь себя другим, менее важным делам. А кто-то, сам того не желая, неосторожно обмолвится о доверенной ему тайне. А кто-то и намеренно… И в итоге, как тому мы имеем немало поучительных примеров, отсроченный заговор всегда – я повторяю: всегда! – оказывается обреченным на неудачу. Поэтому, как только я узнал, что Полиевкт вместо того, чтобы отправиться в Ларкодский фем с важнейшим поручением, согласился возглавить посольство на варварский север… я пришел в неописуемый гнев и велел верному человеку немедленно призвать его ко мне для личной беседы.
Полиевкт явился ко мне уже на следующее утро. Я терпеливо его выслушал, затем сказал:
– Ну, хорошо. Пусть даже все это правда: и волшебный источник, и некие магические письмена на ножнах, и приставленная голова, и прочий несусветный вздор. Но что мешает тебе, брат, заняться всем этим уже после того, как мы закончим наше дело в Наиполе? Поверь, что уже следующим летом я предоставлю в твое полное распоряжение столько когорт и столько кораблей, сколько ты пожелаешь. И отправляйся тогда, на здоровье, хоть на север, хоть на юг.
– Боюсь, мой брат, – ответил Полиевкт, – что в этом случае следующего года нам с тобой не видать.
– Ты хочешь сказать, что Старый Колдун окажется столь скор? – спросил я, не скрывая насмешки.
– Да, брат, – очень серьезным голосом ответил мне он. – С ним не стоит шутить! И это вовсе не потому, что я сомневаюсь в том, что ты сможешь достойно его встретить. Нет! Но зачем нам подвергать Державу новым испытаниям, когда все можно решить намного проще? Я тебе уже говорил о том, каковы истинные взаимоотношения между Старым Колдуном и Безголовым. И вот именно на эту их вражду я и рассчитываю. Кроме того, мне совершенно точно известно, что Безголовый не собирается с нами враждовать, и поэтому как только Старый Колдун переселится в иной мир, а там ему и место, то Безголовый немедленно отменит поход. А если бы даже и не отменил! Поверь, брат мой, уже на следующий день после внезапной и загадочной смерти Старого Колдуна войско, стоящее под стенами Ерлполя, взбунтуется, Безголовому вторично – и на этот раз уже окончательно – отрежут голову, потом между младшими архонтами начнется борьба за первенство и каждый будет думать только о себе, никто не пожелает признавать кого-то старшим над собой… И поэтому я еще не успею вернуться сюда, а от ныне могучей северной державы уже не останется следа! И тогда мы сможем со спокойной совестью приступить к нашим важным делам. А посему я говорю: как только вы увидите, что мой корабль входит в Золотую Гавань, то это и будет сигналом к началу нашего выступления. Но до этого будет, конечно, и другой, предварительный сигнал, чтобы вы успели как следует изготовиться. Итак, мне Колдун, а тебе Тонкорукий. Годится?